Культурно-исторические аспекты повседневности : Содержание, структура и динамика

• Автор: Беловинский, Леонид Васильевич
• Шифр специальности: 24.00.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 344 с.

Оглавление.
Введение

Глава I. Сущность и методы изучения истории повседневности

1. Предмет и содержание истории повседневности

2. Место истории повседневности в системе гуманитарных наук

3. Подходы к изучению истории повседневности

4. Источники изучения истории повседневности

5. Проблемы реконструкции культурных текстов исторических эпох

Глава П. Проблемы структурирования истории повседневности

1. Подходы к структурированинию культуры

2. Основные подструктуры повседневности
3. Иерархия структур повседневности
Глава III. Динамика истории повседневности
1 .Необходимые условия и формы исторической изменчивости
повседневности
2. Факторы и темпы динамики исторической изменчивости культур в поле повседневности
Заключение
Список источников и литературы

Введение
Постановка проблемы. Представляется, что задачей современной отечественной исторической науки является создание комплексной истории нации, опирающейся на системно-целостное видение исторического процесса. Такая история может быть только полидисциплинарной, а полидисциплинарный синтез возможен лишь в культурно-исторически детерминированном человеке.
То, что в данном случае имеется в виду под комплексной, или тотальной историей, отнюдь не идентично известным в нашей стране многотомным академическим “Очеркам истории СССР”, какое бы множество аспектов в них не включалось. По очень давней традиции, подкрепленной в XX в. советским менталитетом и всей мощью идеологического аппарата, в подобного рода сводных итоговых изданиях создавалась история государства. Речь идет не о т. н. государственной школе, как одном из направлений отечественной историографии, характеризующемся рядом формальных признаков. Просто, начиная с “Истории государства Российского” Н. М. Карамзина, история народа подменялась политической историей, историей государства, которая иногда, как у Карамзина, подменялась, в свою очередь, историей государей. Не стала исключением и “История русского народа” Н. А. Полевого, бывшая таковой лишь по названию. Мало чем отличалась и советская историография, только история государей сменилась историей руководящих органов страны, а точнее - историей партии и ее “исторических” съездов, определявших пути развития государства, как это ранее делали монархи. В советской исторической науке имел место стандартный набор тем и сюжетов по экономической и политической истории, описывавшихся по канонам, уставленным идеологическими органами от науки, и лишь редкие ученые
имели смелость выступать за рамки этой квази-истории. В целом имела место деперсонализация и дегуманизация исторических субъектов.
Между тем, история нации не есть история государства, чем или кем бы оно ни олицетворялось. История нации есть история людей, несомненно, зависящих от государства, испытывающих его давление, но живущих автономно от него. Но лишь в редких случаях в панораме исторического процесса можно обнаружить его главную фигуру - человека. Обычно он присутствует в ней номинально, как некое, лишенное индивидуальных и конкретных характеристик воплощение “классовых интересов”, безликий носитель обобщенного понятия “народ”, “крестьянство”, “дворянство”, “буржуазия” и т. д. Эксплуатировавшиеся долгие годы понятия “народные массы” или “эксплуататорские классы” абстрактны, лишены ментальных характеристик и не имеют связи с жизнью во всей ее полноте, сложности и противоречивости, не отражают всей конкретики социальной стратификации, которая определяет социокультурный облик страт. Обезличенность исторического процесса - один из самых серьезных изъянов современной отечественной исторической науки. История творится человеком и не должна рассматриваться в абстрагированных от него категориях. Французский историк Ж. Ле Гофф еще в начале 70-х гг. XX в. писал, что “анализ политической истории в категориях власти выходит и должен в интересах дела выходить за рамки, очерчиваемые при изучении политической истории в категориях государства и нации” (237, с. 18). Необходимо согласиться с этим мнением.
Но человек не просто обитает в этом мире. Он живет в некоей искусственно созданной им среде обитания, именуемой культурой. И главный объект изучения - это человек в культуре. Именно он придает конкретную окраску культуре, а не безликие и повсюду одинаковые классы или сословия. “Первой предпосылкой культуры является сам человек”, -писал Г. П. Федотов (459, с. 162). Таким образом, история нации может быть

играет определенную функциональную роль. В рамках структурнофункционального направления привлекательным представляется подход (например, у Т. Парсонса), предлагающий адаптивные, целедостигающие, интегративные и регулирующие функции систем при ведущей роли норм, стандартов и ценностей. Он позволяет при сохранении наиболее оптимальных элементов позитивизма и марксизма уйти от их жесткой схематизированности и создать более гибкую модель жизнедеятельности социума.
Сложные культурные системы рассматриваются как совокупности взаимодействующих и взаимодополняющих структурно упорядоченных норм деятельности социокультурных страт. Любой культурный феномен, для Приобретения статуса социально актуального и, в конечном счете, права на описание, должен стать нормативным. Таким образом, при исследовании как теоретических принципов истории повседневности, так и практического ее описания, прежде всего в сфере микродинамики, необходимо использовать теоретические положения сторонников структурного функционализма. Структурно-функционалистские теории ориентируются преимущественно на изучение социальных микропроцессов, протекающих в среде постоянно взаимодействующих социокультурных групп, а это взаимодействие ведет к эволюции таких групп и появлению новых культурных паттернов. Следовательно, взгляды функционалистов органически дополняют теории эволюционизма и вовсе не противоречат выкладкам сторонников волновых принципов культурной изменчивости. Культурные феномены, свойственные непосредственно или опосредованно соседствующим социокультурным группам, не просто усваиваются, приобретая нормативный характер, но, по большей части, усваиваются творчески, перерабатываясь и приобретая новые черты, а в результате органически вписываясь в данную социокультурную традицию. В итоге новые культурные формы становятся неотъемлемой частью языка данной субкультуры, получают новое семантическое