Литературная критика в сатирах Персия

• Автор: Позднев, Михаил Михайлович
• Шифр специальности: 10.02.14
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 180 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ

1) ВВЕДЕНИЕ. Obscuritas Персия и его талант
2) ГЛАВА I. Критика общественного вкуса.
§ 1. Ipse semipaganus и современная поэзия
§ 2. Апология сатиры. Mida rex: поэт Нерон
и читатель Персия
3) ГЛАВА И. “Снисходительное” отношение к читателям и поэтам.
§ 1. Rara avis: критика собственных стихов
§ 2. Ближайшее литературное окружение Персия.
Цезий Басс
4) ГЛАВА III. Сатирики прошлого: Гораций и Луцилий.
§ 1. Позиция Персия по отношению к образцам
§ 2. Персии и Луцилий (I, 1- 12)
5) ГЛАВА IV. Критика эпоса и архаической драмы.
§ 1. Исторический и мифологический эпос.
(Энний и Вергилий.)
§ 2. Акций и Пакувий. Древняя латинская драма
в сатирах Персия
6) ЗАКЛЮЧЕНИЕ
7) БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ. Obscuritas Персия и его талант.
Сатиры Авла Персия Флакка традиционно признаются одним из наиболее сложных для толкования латинских текстов, причем большинство ученых считают obscuritas Персия намеренной1. Почти каждая трудность, возникающая при чтении этого автора, рассматривается как некое препятствие, искусственно созданное самим Пер-сием для того, чтобы затруднить читателю доступ к его мысли. Ясно, что такую странную манеру сочинительства можно объяснить лишь тем, что мысль Персия почти нигде не является хоть сколько-нибудь оригинальной, и сам поэт это сознавал2.
Такой уничижительный взгляд на творчество Персия не разделяли, однако, ни античные, ни средневековые авторы. Крайнее самолюбие Лукана не мешает ему признать Персия намного лучшим поэтом, нежели он сам. Vera poemata Персия Лукан без всякой задней мысли противопоставляет собственным ludi (Persii vita. P. 58. /Blicheler/)3. “Истинная поэзия” в определении Лукана, которое было
1 См. Scuilante-Saccone М. La poesia di Persio alla luce degli studi piu recenti // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. Bd. 32-33. Berlin, 1985. P. 1781 - 1812. Ср. общую оценку сатир Персия, данную В. Куг-лером (Kugler W. Des Persius Wille zur sprachlichen Gestaltung in seiner Wirkung auf Ausdruck und Komposition. Diss. Berlin, 1940. S. 2 - 6.). См. также: Franchino A. II problema della oscurita in Persio // Annali della Facolta di Magistero dell’Universita di Bari. 1973-1974. Vol. 13. P. 675 - 676. Противником этой позиции является В. Киссель, автор последнего, самого полного комментария к сатирам Персия: “Персий не стремился к неясности ни намеренно, ни бессознательно” (Aules Persius Flaccus. Satiren. Herausgegeben, übersetzt und kommentiei't von W. Kißel. Heidelberg, 1990. S. 6) Однако попытку обосновать это утверждение (сложность в том, что Персий иногда употребляет выражения вульгарного и народного языка, которых мы не понимаем) нельзя назвать удачной. Лексикон Персия в целом понятен, и мы, как правило, угадываем, о каких реалиях идет речь, что, однако, далеко не всегда приближает к пониманию контекста.
2 Ср. Schanz М. - Hosius C. Römische Literaturgeschichte. Bd. II. München, 1935. S. 481: “В особенности, постоянное смешение абстрактного и конкретного, которое переводит бессмысленное выражение в область осмысленного (курсив наш - М.П.) является пыткой для читателя Персия.”
3 Трудно представить себе, что Лукан мог кого-то считать лучшим поэтом, чем он сам. Поэтому ирония не была бы неожиданной. Однако в дальнейшем, при более подробном разборе этого места, мы

высказано в кружке философа Корнута, без сомнения, имеет в виду не только талант стилиста, но и вдумчивость сатирика - наблюдателя жизни. Из “Жизнеописания” мы знаем и о чрезвычайной популярности книги Персия у читателей второй половины I в4. Поколение спустя Квинтилиан, бывший, как известно, противником поэтики “нового стиля” и высказывавшийся о поэтах времен Нерона, таких как Сенека и Лукан, скорее неодобрительно (Inst. X, 125-131; X, 90) признает истинность этой славы:
Multum et verae gloriae quamvis uno libro Persius meruit (Inst. X, 94). (“Персий, хотя и [всего] одной книгой, заслужил большую, и причем -истинную славу.”)
В ту эпоху упадка вкуса, когда литературный Рим переживает засилье графоманов, именно Персий становится примером поэта, сумевшего в одной книге сатир сказать больше, чем другие - в обширной эпической поэме. Так характеризует Персия Марциал (IV, 29, 7-8):
Saepius in libro numeratur Persius uno,
Quam levis in tota Marsus Amazonide.
покажем, что Лукан здесь мог быть вполне серьезен. Мы не разделяем мнения А. Барталуччи, что тщеславие Лукана требует изменить традиционный текст и читать suo ludo diceret вмесо sua ludos diceret (Bartalucci A. Persio e i poeti bucolici di eta neroniana // Rivista di cultura classica e medioevale. 1976. Vol. 18. P. 88). Тем более нет никаких оснований для атетезы всего пассажа, на которой настаивает
Э. Пасоли (Pasoli E. Note sui componimenti d’argomento letterario di Persio // Paideia. 1968. Vol. 23. P. 285 - 287).
4 Editum librum continuo mirari homines et diripere coeperunt (Persii vita. P. 59 /Bücheler/). Неправдоподобно, на наш взгляд, предположение О. Зееля, что под homines подразумевается “zahlmäßig kleine Kreise” (Die Satiren des Persius. Lateinisch und Deutsch. Herausgegeben von
O. Seel. München, 1950. S. 117). Скорее всего, первое античное издание Персия стало таким популярным потому, что его стихи долгое время были известны лишь немногим друзьям, членам кружка Корнута, принадлежавшим к интеллектуальной элите тогдашнего Рима. Вероятно, от Персия ждали каких-то персональных намеков и обличений высокопоставленных лиц нероновского времени, а возможно (учитывая оппозиционность некоторых друзей Персия, таких как Тразея Пет) - и самого императора. Таким образом, само по себе данное свидетельство “Vita” не может служить достаточным подтверждением тезиса о доступности Персия восприятию современного ему читателя (ср. Aules Persius Flaccus. Satiren. Herausgegeben von W. Kißel... S. 4) Гораздо важнее то, что интерес к нему широкой публики не ослабевает и в дальнейшем (см. ниже).

на самом деле обнаруживает свою несостоятельность в качестве поэтов.
Semi-, очевидно, придает данной конструкции еще большую определенность. Если Персий - semipaganus (“полупростец”), так как отнести себя к pagani полностью не позволяет декларируемое им отсутствие вдохновения (ср. ipse, то есть “sine divino afflatu”) , то другие, вдохновлявшиеся, - полные простецы, compagani (слово, засвидетельствованное в надписях102, намек на которое можно увидеть в нашем стихе). Именно таких темных простецов-крестьян и занимает в первую очередь их venter. Современные поэты, по обидному намеку Персия, похожи на тех людей, которых их социальный статус заставляет заботиться о желудке, досуга же, посвящаемого ученым занятиям, они не имеют. Ср. обращение к такому поэту в I, 22:
Tune, vetule, auriculis alienis colligiis escas?
(“He ты ли, старичок, собираешь еду у чужих ушек?”)
Под venter Персий подразумевает не только пропитание, но и вообще заботу о низменных вещах, которая заставляет модных поэтов писать, а их поклонников слушать стихи. Так I, 15-21 посвящены тем молодым поэтам, которые, разукрасившись, выходят читать свои стихи “огромным Титам”, чтобы те трепетали, снедаемые нечистой страстью.
Ключевое слово semipaganus может указанным образом объединять части Пролога103. Об этом свидетельствуют и схолии
102 Corpus inscriptionum Latinarum. Vol X. Berolini, 1883. N 3772; Vol.
II. Berolini, 1957. N 1043, 4125. Compaganus означает товарищ по пагу. Возможно, Персий намекал на то, что compagani - поэты, от которых он в качестве “половинного” paganus отделяет себя -являются товарищами по вдохновению? Подчеркнем, что мы не настаиваем здесь на компромиссе с пониманием semipaganus как semipoeta, но лишь стремимся определить функцию semi
103 Конечно, связь эта остается крайне слабой, но рассчитывать на абсолютную композиционную стройность в данном случае не приходится (иначе не было бы и самой проблемы). Важно, что данное понимание с необходимостью дает такую связь, не претендуя на сведение к общему знаменателю всех затрагиваемых в Прологе тем. Самый важный из остающихся за рамками нашего толкования мотив -попугаи, вороны и сороки - достаточно ясен. Так Персий стремится унизить современных поэтов, и связь этого прозрачного смысла с предлагаемым толкованием semipaganus не вызывает сомнений. Помимо сказанного композиционная стройность Пролога, подтверждается, видимо, и тем, что, начав с пегасова копыта, Персий в конце, уже открыто издеваясь над горе-поэтами, снова возвращается к об-