Основные этапы развития серболужицкой литературы в славяно-германском контексте

• Автор: Гугнин, Александр Александрович
• Шифр специальности: 10.01.05
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 77 с.; 20х15 см

Введение: Обоснование темы, проблематики, методологии, методики и актуальности исследования
В настоящем докладе излагаются итоги исследовательской работы автора, в более обширном виде представленные в публикациях проблемномонографического характера: “Серболужицкая словесность в эпоху Просвещения” (Новополоцк,1994), “Серболужицкая литература в эпоху романтизма” (Новополоцк, 1994), “Верхнелужицкая литература в эпоху национального возрождения XIX века. Вводная глава” (Новополоцк, 1995), “История серболужицкой литературы: Краткий очерк с библиографией” (М., 1996), “Введение в историю серболужицкой словесности и литературы от истоков до наших дней” (М., 1997 - 15 п.л.), а также в статьях и тезисах научных докладов общим объемом свыше 40 печатных листов (см. Список публикаций в конце данного доклада). Апробация историко-литературного материала и общетеоретических исходных посылок исследования проводилась, во-первых, в рамках научных конференций в России, Белоруссии, на Украине, в ФРГ, Италии и Австрии и, во-вторых, в ходе обсуждения монографических глав и статей автора в коллективные академические труды, из которых необходимо упомянуть “Историю всемирной литературы” (т. 7. М., 1991), “Историю литератур западных и южных славян” (т. 1-2. М., 1997; т. 3 готовится к печати), “Историю литератур Восточной Европы после второй мировой войны” (т. 1. М., 1995; т. 2 готовится к печати). В названных трудах особое внимание было уделено проблеме периодизации историко-литературного процесса в Верхней и Нижней Лужицах, разработана методика выделения и описания основных этапов развития серболужицкой литературы. Что же касается второго важнейшего компонента проблематики представленного доклада - а именно, славянско-германского контекста этой литературы, весьма существенно влиявшего на ее специфику на протяжении всей наблюдаемой истории ее развития, - то названная проблематика в ее различных аспектах излагалась автором на Международных семинарах сорабистов во Львове (1987, 1989, 1991), на Днях славянской письменности в Минске (1990) и Смоленске (1991), в докладах на XI Международном съезде славистов в Братиславе (1993), на международной конференции памяти Д. Чижевского в Киеве (1995), а также на конференциях и симпозиумах в ИСБ РАН в 1986-1997 гг.
При этом следует подчеркнуть, что по мере осознания первостепенной важности славянско-германского контекста для формирования национальной специфики серболужицкой литературы этот контекст стал занимать соответствующее место во всех работах автора по серболужицкой проблематике. Постепенно выявилась и необходимость уточнения самого понятия контекст

применительно к анализу истории литературы народа, никогда не имевшего ни собственной государственности, ни культурной автономии, ни даже собственного дворянства, то есть по сути лишенного каких бы то ни было собственных средств (даже в форме национального меценатства) для поддержания и развития национальной культуры и тем не менее сумевшего создать достаточно богатую и разветвленную национальную культуру и литературу. Феномен необычайной жизнестойкости маленького народа тем настоятельнее требовал удовлетворительного объяснения, что по крайней мере с XVI в. (со времен М. Лютера, отговаривавшего серболужичан переводить Библию на язык, который, по его мнению, в скором времени отомрет) и до сегодняшних дней постоянно раздавались пророчества о вот-вот грядущем исчезновении этого народа в результате его ассимиляции немцами. Но со времен М. Лютера прошло уже около 500 лет, и развившаяся именно за эти столетия серболужицкая литература приобрела настолько неповторимый, национальный колорит и своеобразие, что без нее, на наш взгляд, уже трудно представить литературный ландшафт современной Европы, не говоря уже о славянском литературном регионе.
Но именно последнее утверждение, очевидное для автора доклада из многолетних эмпирических штудий самой серболужицкой литературы, нуждалось в теоретическом обосновании и обобщении на сопоставительнодиахроническом уровне, позволяющем раскрыть это своеобразие на фоне истории так называемых больших или развитых литератур, на которые многие десятилетия были ориентированы попытки написания “всеобщей истории литературы” или “истории всемирной литературы”. Модель функционирования общепризнанно большой литературы была сравнительно детально изучена автором за 35 лет занятий историей немецкоязычных литератур (немецкая, австрийская, швейцарская, литературы ГДР и ФРГ) от истоков и до современности, что нашло свое отражение в более чем 300-х литературоведческих публикаций по названной проблематике1. Занимаясь исследованием различных писателей, литературных жанров, кружков, течений, направлений и литературных эпох, автор поначалу совершенно не преследовал каких-либо целей компаративистского характера, для него гораздо важнее было уяснение индивидуальной неповторимости и самобытности каждого литературного явления. Но, во-первых, неповторимость может быть по-настоящему постигнута только в сопоставлении с другими родственными явлениями. И, во-вторых, именно изучение немецкоязычных литератур и попытки уяснить их национальную специфику с неизбежностью подталкивали к необходимости осознать особую роль социально-политического, этнокультурного и прочего внелитературного, но также и литературного контекста, игравшего определяющую роль не только на эпохальных поворотах историко-литературного процесса, но в конечном итоге сформировавшего сначала региональные различия, а затем и национальную специфику немецкоязычных литератур.

адаптированных интерпретациях. В годы наполеоновских войн, к примеру, нижнелужичане полностью разделяли патриотические антинаполеоновские настроения, и лучший нижнелужицкий писатель этой поры Д.Б. Глован писал песни для нижнелужицких ополченцев и для них же переводил на нижнелужицкий язык популярные немецкие солдатские песни, чтобы нижнелужицкие солдаты могли петь их на своем языке. Верхнелужичане, как известно, должны были - в составе саксонских отрядов - сражаться в армии Наполеона. Подобные разнонаправленные тенденции конкретного исторического бытия (а приведенный пример отнюдь не единственный) создавали — и различия языков и диалектов только усиливали этот момент - определенные элементы отчуждения нижнелужичан от верхнелужичан, и уж в любом случае создавали дополнительные трудности, когда требовалось найти взаимопонимание. Можно даже говорить о двух различающихся менталитетах, исторически постепенно сложившихся у серболужичан Верхней и Нижней Лужиц. Если выражаться совершенно лаконично, то, пожалуй, можно сказать, что в дуалистическом мироощущении нижнелужичан (исключая чрезвычайно немногочисленную элиту) доля “немецкости” (или “прусскости”) уже в XIX в. была заметно больше, чем у верхнелужичан (лингвистически это подтверждается в т.ч. большим проникновением германизмов в нижнелужицкие диалекты).
5. Но даже и на уровне контактов национальной культурной элиты, где, казалось бы, цели и задачи были общими, диалог в значительной степени затруднялся тем, что более организованные и продвинутые в сфере общественной и литературной жизни верхнелужичане, нередко хотели просто навязать нижнелужичанам свои “правила игры” - начиная от правописания и очищения языка от германизмов до введения верхнелужицкой лексики. Один из самых драматических случаев подобного непонимания, отсутствия творческого диалога - сохранившееся и опубликованное письмо нижнелужицкого писателя К.Ф. Стемпеля верхнелужицкому историку литературы К.А. Енчу от 28 декабря 1863 г., связанное с попытками Стемпеля отвести многочисленные упреки по поводу его эпической поэмы “Три могущественных горна”81. Как явствует из этого длинного письма, К.А. Енч просто не понял ни содержания, ни формы этой оригинальнейшей философской поэмы, а не понял потому, что как литератор, полностью включенный в бурную общественную и литературную жизнь Верхней Лужицы, переживавшей высший пик национального возрождения, он прежде всего увидел в ней нечто совершенно чуждое, далекое от потребностей текущей литературы. В итоге этого непонимания в верхнелужицкий журнал “Лужичанин” попали в разные годы (1861; 1862; 1864) три небольших отрывка (по несколько строф из разных частей поэмы), а сама поэма (в то время по этим отрывкам, видимо, никого не заинтересовавшая) затем считалась утраченной и была