Роман Владимира Набокова "Bend Sinister" : Анализ мотивов

• Автор: Шергин, Виктор Станиславович
• Шифр специальности: 10.01.05
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 192 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 2
ГЛАВА 1. Центральный мотив «зловещего изгиба» в романе «Bend Sinister» В.В. Набокова. Мотив «левизны». Мотив «двойственности». Мотив «демонизма»
ГЛАВА 2. Центральный мотив «зловещего изгиба» в романе «Bend Sinister»
В.В. Набокова.Мотив «перехода».Геральдический мотив
ГЛАВА 3. Параллельный мотив «любящего сердца» в романе «Bend Sinister»
В.В, Набокова
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Творчество Владимира Владимировича Набокова (1899 - 1976) является объектом изучения литературоведов и критиков с начала 20-х годов нашего столетия. Необыкновенная популярность у эмигрантского читателя пришла к Сирину (Набокову), когда он обратился к большой прозаической форме. Его стихи, опубликованные ранее в различных русскоязычных периодических изданиях, и небольшие рассказы были не столь заметны в общем потоке эмигрантской культуры. Роман «Машенька» (1928) заметно выделил В.В. Набокова среди других эмигрантских писателей. Неожиданным явлением в литературной среде стал выход в свет романа «Защита Лужина» (1930). Произведение было встречено восторженно, и о Набокове заговорили как о самобытном художнике.
«Можно говорить о своеобразном «сиринском буме» в эмигрантской печати»1. О нем писали Ю.И. Айхенвальд в «Руле», М. Осоргин и П.М. Бицилли в «Современных записках», Г.П. Струве в «Возрождении» и «России и славянстве», Г. Иванов, 3. Гиппиус и Ю. К. Терапиано в «Числах», Г. В. Адамович и М.Алданов в «Последних новостях», Л.Д. Червинская и В.В. Вейдле в «Круге
Отзывы критиков противоположных идейных и эстетических ориентаций перекликались, варьируя, и нередко откровенно повторяли друг друга. Исследователи единодушно указывали на «точную образность, энергичность, красочность и предельную экономность использования языковых средств. Одновременно читатели набоковских (сиринских) произведений отмечали острую занимательность и наличие динамично развивающейся интриги. Многие читатели и критики русской европейской эмиграции 20-30-х годов отмечали не только неожиданные стилистические решения молодого Сирина (Набокова) и необычайные трансформации героя-рассказчика (З.Шаховская, Г.Струве), но и широчайшую эрудицию, компетентность не только в филологии и истории, но и в других областях знания (об
1 Дарк О. Загадка Сирина // Набоков, В.В. Собр. соч. в 4-х тт. - М.,1990
С.404.

этом, например, говорится в воспоминаниях Н.Берберовой). Возможно, сказалось прекрасное европейское воспитание в семье Рукавишниковых-Набоковых и действительно глубокое классическое образование, полученное в одном из колледжей Кембриджа.
При всей общей положительной оценке сирийского творчества русскоязычного периода исследователи независимо друг от друга чувствовали намеренную обнаженность писательской техники, очевидную комбинаторность в построении Набоковым фабулы своих произведений. Отсюда у многих появлялось «двойственное чувство восхищения и досады, в котором наперебой признавались рецензенты. «Проза для Сирина никогда не является просто средством, она всегда самоцель», - писал литературовед М. Цетлин в «Современных записках» (1933, №51, с.459)2.
«Обвинение в «чистом искусстве» стало главным и - одновременно - отправным для дальнейших упреков и осуждения. В «сиринской» критике настойчиво звучит мотив разрыва с гуманистическими традициями русской литературы. Рецензенты смутно понимали, что в Сирине начинается новая литература на русском языке, с иным отношением к миру и человеку, не укладывающимся в привычный пафос «любви к человеку»...Эстетическое чувство не мирилось с таким странным противоречием: талантливо, но бессодержательно, красочно, но бесцельно»3.
Характерной, и позже многократно цитируемой, была следующая оценка эстетических особенностей книг Набокова: «При тщательном рассмотрении Сирин оказывается по преимуществу художником формы, писательского приема...Сирин сам выставляет их наружу, как фокусник, который поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес»4. Мы считаем, что точка зрения В. Ходасевича, к суждениям которого молодой Сирин (Набоков) прислушивался, верна лишь отчасти: она, возможно, отражает первоначальную читательскую реакцию на прочитанные книги. Статья В. Ходасевича, емкая и красноречивая по содержанию, оказалась слишком доступным и понятным объяснением специфики набоковского
2 Цит по: Дарк О. Указ. соч. - С.405.
3 Там же. - С.405.
4 Ходасевич В. О Сирине // Ходасевич, В. Колеблемый треножник - М., 1991
С.460.

прозе Ш. Бодлера «Героическая смерть» (1869), в котором рассказывается о зловещей шутке некоего правителя, из чувства мести и личного удовлетворения решившего поиздеваться над своим шутом (актером) - Фанчулле (участвовавшем в заговоре против него). И Государь, и Фанчулле были страстными знатоками и любителями искусства. Государь знал, насколько самозабвенно и профессионально актер исполнял роли. «Государю захотелось судить о степени сценических дарований человека, приговоренного к смерти. Он хотел...проверить, насколько постоянные способности артиста могут быть видоизменяемы...благодаря необычайному положению, в котором он находится».82 Фанчулле должен был выступить в одной из своих главных и лучших ролей на празднике, посвященном амнистии его и других заговорщиков. На представлении Фанчулле играл особенно трогательно и захватывающе. Его экстатическое состояние передалось зрителям.
В момент наивысшего упоения и самоотдачи артиста, которое стало заметным всем, Государь посылает своего пажа-мальчика в зал. «Несколько минут спустя резкий свист прервал Фанчулле в одно из лучших его мгновений, раздирая одновременно и слух и сердце..-Какой-то ребенок бросился бежать в коридор, заглушая свой хохот. Фачулле, потрясенный, пробужденный от своей грезы, сначала закрыл глаза, но тотчас же снова раскрыл их, неестественно расширенные, затем открыл рот, как бы судорожно втягивая воздух, слегка качнулся вперед и упал мертвым на подмостки».
Кроме того, Бодлером подобные переживания художника и его восторг описаны в другом стихотворении - «Пейзаж» (1859): «И плотно ставни я закрою наконец, / Чтоб возвести в ночи блистательный дворец.// Я буду грезить вновь о знойных странах, / О ласках, о садах, о мраморных фонтанах, / О пеньи райских птиц, о блеске синих вод...// Мятеж, бушующий на площадях столицы, не оторвет меня от начатой страницы»
Д. Бартон Джонсон, указывая на стихотворение Кольриджа, как на возможную параллель с книгой Набокова, по всей видимости, имел ввиду больное состояние героя, благодаря которому тот смог увидеть чудесное видение-
82 Бодлер Ш. Героическая смерть // Цветы зла. Стихотворения в прозе. Дневники. - М., 1993. - С .224 (перевод Эллиса)
83 Там же - С.226.
84 Бодлер Ш. Цветы зла. - М., 1970. - С. 138 (перевод В. Левика).