Художественная философия А. С. Пушкина

• Автор: Кибальник, Сергей Акимович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 200 с.; 20х14 см

В книге раскрываются основные особенности пушкинского художественного мышления, анализируются центральные темы его творчества: Автор подходит к Пушкину как к глубокому художественному философу, читая творения которого «можно превосходным образом воспитать в себе человека» (В. Г. Белинский). Прослеживается глубокое своеобразие пушкинской эстетической позиции, не совпадающей ни с концепцией «чистой поэзии», ни с декабристскими взглядами на задачи искусства. В позднем творчестве обнаружен удивительный и неповторимый синтез ренессансно-гуманистических идей и народно-православных традиций, делающий Пушкина основоположником новой русской литературы.
Рецензенты — доктор филологических наук, профессор В. М. Маркович (Петербургский университет, филологический факультет), кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Ю. М. Прозоров (Институт русской литературы РАН)
РОССИЙСКАЯ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ
БИБЛИОТЕКА
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда согласно проекту № 97-04-16092
ШК 5-86007
9 78 5 860 07 1032
© С. А. Кибальник, 1998 © «Дмитрий Буланин», 1998

ПРЕДИСЛОВИЕ
Заглавие настоящей книги требует некоторых пояснительных замечаний. Связано это с тем, что термин «художественная философия» только еще начинает входить в научный оборот.
Разумеется, художественная философия не имеет ничего общего с метафизикой. Она имеет не метафизический, а экзистенциальный характер, или, говоря попросту, содержит представленную в рамках художественного мышления систему воззрений писателя на жизнь. В этом плане художественная философия Пушкина является продолжением той линии литературного жизнемудрия, с которой связаны имена Горация и Монтеня, Шекспира и Вольтера (в его «Философских повестях»), Вальтера Скотта и Гете. Это, собственно, не «философия» в том смысле, в каком это слово обыкновенно употребляется в настоящее время, а экзистенциальное «любомудрие», т. е. философия в исконном значении этого слова.
Художественная философия Пушкина имеет предметный характер. В основе ее лежит та внутренняя убежденность в тождестве подлинного познания с полноценным наблюдением, которую в более или менее эксплицитном виде выразил Гете: «Мое мышление не отделяется от предметов, элементы предметов созерцания входят в него и внутреннейшим образом проникаются им, так что само мое созерцание является мышлением, а мышление созерцанием»; «то, что называют идеей, всегда обнаруживается в явлении и выступает как закон всякого явления». И это, собственно, начало художественной философии в русской литературе, если иметь в виду непременность для подлинной литературы многосторонности и амбивалентности интеллектуально-эмоционального содержания. В основе такого типа творчества лежит особое представление о жизни, согласно которому она не может быть определена или исчерпана той или другой конечной истиной и все конечные истины обнаруживают относительную справедливость до тех или иных пределов. При этом пушкинское художественное мышление отнюдь не вариант художественного релятивизма, поскольку разные «правды» оказываются в творчестве Пушкина не одинаково верны или неверны, а как бы взвешиваются на незримых весах, в процессе чего устанавливается цена той или иной «правды», границы, в которых она остается подлинной.
Наконец, художественная философия Пушкина в ее движении, изменчивости и в то же время определенной внутренней неизмен-

ности уловима только в пределах всего творчества поэта. Она проявляет себя главным образом через сквозные темы и мотивы. Только выявление в разных пушкинских произведениях, подчас относящихся к разным периодам его творчества, неких философско-эстетических констант позволяет судить об их значении для мировоззрения и мировосприятия Пушкина.
В свете всего сказанного выше особое значение приобретает анализ пушкинской топики, то есть сквозных тем и мотивов, обнаруживающих дорогие, заветные мысли поэта. Подобный анализ, весьма распространенный в классической филологии и особенно популярный в немецкой филологической традиции, к сожалению, довольно редко применяется в отечественном литературоведении. Среди огромного количества пушкиноведческих исследований можно найти немного работ подобного типа.1 Между тем на особое значение для Пушкина категории художественной темы еще в 1925 году обратил внимание Б. В. Томашевский. «У Пушкина всякая мысль оценивается как художественная тема, — писал он, — с точки зрения ее эстетических возможностей».
Только анализ топики, конечно, не способен вскрыть все богатство и многогранность пушкинского художественного мышления. Однако дня выявления «некоторой идейно-кристаллизующей силы», которую несет в себе «всякое поэтическое переживание», того «притягательного центра», вокруг которого неизбежно располагается известная комбинация идейного содержания»,2, он вполне достаточен. Под художественной философией, таким образом, в настоящей книге понимается не все действительное богатство «формосодержания» писателя, а лишь одна его наиболее общая и идеологически нагруженная сторона.
При этом элементы формы также рассматриваются как конструирующие содержание: так, сюжетная коллизия «Графа Нулина» подводит нас к мысли о торжестве закономерности в человеческой жизни, однако жанровые черты «шутливой поэмы» с присущим ей духом непредсказуемости жизни придают и этой идее весьма относительный характер. Благодаря своеобразной борьбе формы и содержания поэма оказывается не только пародией на теорию «мелких причин великих последствий», но и несколько корректирует противоположную крайность французской романтической историографии (см. гл. IV).
Художественная философия Пушкина, как и любого другого писателя, не образует системы. Она представляет собой череду «мыслечувств», или «чувствомыслей», относящихся к значитель-
1 См., например: Слинина Э. В. 1) Тема поэта в творческой эволюции Пушкина и в историко-литературном контексте//Творческая индивидуальность писателя и литературный процесс. Вологда, 1987. С. 3—16; 2) Тема судьбы в лирике А, С. Пушкина 20—30-х годов//Проблемы современного пушкиноведения. Д„ 1986. С. 13—23; Бочаров С. Г. Поэтическое предание и поэтика Пушкина // Пушкин и литература народов Советского Союза. Ереван, 1975. С. 54—73. Разумеется, анализ пушкинской топики в той или иной мере представлен в целом ряде общих работ о Пушкине.
2 Франк С. Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Русская мысль. 1913. Ноябрь. С. 4—8.

высказывание находим в письме А. А. Бестужеву от 8 февраля 1824 г.: «Булгарин говорит, что Н. Бестужев отличается новостию мыслей. Можно бы с большим уважением употреблять слово мысли».
Совершенно обязательными Пушкин полагал мысли и оригинальность их выражения для прозы: «Проза князя Вяземского чрезвычайно жива. Он обладает редкой способностью оригинально выражать мысли — к счастью, он мыслит, что довольно редко между нами» (Материалы к «Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям»). В поэзии для него особенно важной представлялась живость чувства: «Вообще мнение мое, что Плетневу приличнее проза, нежели стихи,— он не имеет никакого чувства, никакой живости — слог его бледен, как мертвец».50 Однако же и в поэзии, по Пушкину, с одними только чувствами, без мыслительного багажа, на многое рассчитывать нельзя: «Она (проза. — С. К.) требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат. Стихи дело другое (впрочем, в них не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительнее, чем у них обыкновенно водится. С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко не подвинется)» («О прозе»— 1822).
При этом в поэтическом творчестве сам Пушкин усматривал сочетание рационального и чувственного познания: «Вдохновение? есть расположение души к живейшему приятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных <„.> Восторг не предполагает силы ума, располагающей части в их отношении к целому» («Возражение на статьи Кюхельбекера в „Мнемозине“»— 1825—1826). Словосочетание «мысли и чувства» в применении к поэзии было у Пушкина вполне устойчивым: «Произведения английских поэтов, напротив, исполнены глубоких чувств и поэтических мыслей, выраженных языком честного простолюдина» («О поэтическом слоге»— 1828), «посмотрим, где очутится Ив. Ив. Дмитриев со своими чувствами и мыслями, взятыми из Флориана и Легуве» (из письма к Н. И. Гне-дичу от 27 июня 1822 г.).
Аналогичным образом поэт не раз упоминал об особой устремленности мысли к стиху в поэзии: «Почему поэт предпочитает выражать мысли свои стихами?» («О народной драме и драме „Марфа Посадница“» — 1830), «стихи ложатся под перо ваше и звучн<ые> рифм<ы> бегут навстречу стройной мысли» («Египетские ночи» — 1835). В другой раз поэт обращал внимание на взаимопроникновение мысли и чувства в поэзии: «Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах» («Отрывки из писем, мысли и замечания»).
Художественный формализм был для Пушкина совершенно неприемлем: «У нас употребляют прозу как стихотворство: не из необходимости житейской, не для выражения нужной мысли, а токмо для приятного проявления форм» («Отрывки из писем, мысли и замечания»). Недостаток мыслей был для него таким же грехом,
50 Пушкин А. С. Мысли о литературе. С. 400.