Н. М. Карамзин в художественном сознании Л. Н. Толстого : Годы создания "Войны и мира"

• Автор: Спектор, Наталья Борисовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 209 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Карамзинская традиция в творчестве молодого
Л. Н. Толстого
Глава 2. «История государства Российского» Н. М. Карамзина и «Война и мир»
Л. Н.Толстого в их отношении к жанру эпопеи
Глава 3. «Карамзинский след» в «семейных» главах «Войны и
мира»
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Художественное сознание писателя — его индивидуальный мир, включающий в себя и личность человека, и внешнюю действительность. Автор включается в общий литературный процесс, внося в него свою лепту и одновременно испытывая его воздействие как часть социокультурной парадигмы своего времени. Художественное сознание отражает "историческое сознание той или иной эпохи, ее идеологические потребности и представления, отношения литературы и действительности, определяет совокупность принципов литературного творчества в их теоретическом (художественное самосознание в литературной теории) и практическом (художественное освоение мира в литературной практике) воплощениях"1.
Существует художественное сознание эпохи и индивидуальное художественное сознание писателя. Авторы статьи "Категории поэтики в смене типов литературных эпох" выделяют художественное сознание эпохи Древности, Средневековья, Возрождения и т.д., классицизма, реализма, романтизма и т. д., "в пределах одной эпохи типы художественного сознания могут перекрещиваться", либо, напротив, более дифференцироваться как в различных направлениях, так и у отдельных писателей2.
Имя каждого из талантливых писателей ассоциируется с его эпохой. Так, например, В. Г. Белинский выделяет в русской литературе целый "карамзинский период". "Карамзин отметил своим именем эпоху в нашей словесности; его влияние на современников было столь велико и сильно, что целый период нашей литературы от девяностых до двадцатых годов по справедливости называется периодом Карамзинским"3, — утверждает критик. Но, несмотря на всю свою значимость для развития русской литературы, заслуги Карамзина уже сделались, указывает Белинский, достоянием прошлого. "Карамзинский период" становится историей, отодвинутый на второй план явлением целой плеяды великих литераторов — В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя... По мнению того же Белинского,

именно художественные открытия Пушкина определили дальнейшие пути развития русской литературы.
С этим выводом "неистового Виссариона" соглашалось великое множество писателей, критиков, исследователей. Но колоссальная дистанция, отделяющая наше время от "карамзинской" эпохи, позволяет по-иному увидеть и оценить творческие открытия главы русского сентиментализма, их значение для дальнейшего развития литературы и проследить пути усвоения русской литературой XIX века карамзинской традиции. "Художественные открытия сентиментализма, увенчанные в Европе именами Стерна, Ричардсона, Руссо, в России — Н. М. Карамзина, А. Н. Радищева, М. Н. Муравьева, поставили кардинальную проблему человека и общества, предвосхитив важнейшие генетические черты романтизма и реализма XIX века. Об этом свидетельствует со всей очевидностью развитие реализма первой половины XIX века, когда А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев для решения своих задач настойчиво обращались к традициям сентиментализма"4.
В современной историко-литературной науке уже поднимался вопрос о наследовании крупнейшими русскими писателями XIX века творческих находок Карамзина. Существуют исследования в данном аспекте творчества А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, в последнее время вновь возник интерес к темам "Н. М. Карамзин и И. С. Тургенев", "И.А. Гончаров и Н. М. Карамзин", не утихает интерес исследователей к карамзинскому началу в произведениях Ф. М. Достоевского и авторов так называемого "сентиментального натурализма" 1840-х годов5, И на протяжении многих десятилетий в трудах ученых появляется мысль о творческом осмыслении карамзинского наследия Л. Н. Толстым. Однако концептуального освещения последней в целом в толстоведении пока нет.
Творчество Льва Толстого — сложное и многомерное явление. В изучении его накоплен огромный фактический материал, позволяющий постичь глубину художественного дарования писателя. Современники Толстого говорили, что он явился в литературу не учеником, но мастером. И все же по

невинного и чистого времяпровождения и выражать его в самых "чувствительных" словах и оборотах: "Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их.
Это слезы воображения"(1, 8); "Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений"(1, 43); Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность в любви — были единственными побуждениями в | жизни? <...> Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти?"(1, 45). |
Сентиментальная фразеология этих отступлений очень напоминает ;
стерновскую, отсылая нас к "чувствительному" Йорику. Ребенок честен и бесхитростен перед собой и другими — жизненная "мудрость" взрослого не I позволяет ему подобной роскоши. Этот вывод подтверждается И I
характеристикой отца героя, наиболее очерченного образа "взрослого" в |
повествовании, причем от "Четырех эпох" до окончательного варианта [
"Детства" он почти не меняется. Автор пишет: "Главная черта его это то, что он нравился всем ... и в особенности тем, кому хотел нравиться. Был скромен там, где нужна была ему скромность, надменен там, где надменность была ему полезна. Одним словом, он был ... практический человек. До сих пор не знаю, была ли у него религия, ... так гибки были его правила и взгляд на вещи"
(1, 107). В "Детстве" рассказчик дополняет образ существенной деталью: он "был чувствителен", но так, что "натура его была одним из тех, которым для совершения доброго дела необходима публика" (1, 30). Последняя черта как бы предвосхищает поведение еще двух героев Толстого - Делесова ("Альберт") и Нехлюдова ("Люцерн"). Каждый из них в своем рвении помочь упивается