Источниковедение литературы Древней Руси : Эпистолярное наследие XI-XIII вв., памятники рождественского и великопостного литургических циклов в народной культуре XUI-XUII вв., старообрядческая письменность XUII-XUIII вв.

• Автор: Понырко, Наталья Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 42 с.; 20х14 см

Литературоведческое источниковедение принадлежит к тем ]эазде-ам филологической науки, которые Д.С. Лихачев метко назвал основными. Чтобы ответить на весьма «узкий», порой, вопрос, относящийся к од-ному-единственному литературному памятнику, источниковед должен соединить в своем лице археографа, палеографа, текстолога, историка, лингвиста. Из таких «разнонаучных» интерпретаций отдельных памятников нашей литературы и рождается возможность строить историю науки и приходить уже к вовсе не «узким» обобщениям и выводам. В каждом отдельном литературном памятнике запечатлено множество конкретных реалий его эпохи, литературных и культурно-исторических. Задача источниковеда - разглядеть их и тем самым создать возможность для дальнейших обоб-ений самого широкого масштаба.
В настоящем исследовании мы представляем цикл наших работ источниковедческого характера, посвященных изучению древнерусских литературных памятников, от XI в. по рубеж ХУН-ХУШ вв.
Актуальность диссертации обусловлена тем, что представленные в ней литературные памятники Древней Руси - от Посланий Х1-ХИ1 вв. до произведений старообрядческой письменности ХУП-ХУШ вв. - в источниковедческом отношении изучены крайне недостаточно.
Цель и задачи исследования заключались в том, чтобы с помощью источниковедческого анализа ответить на ряд базисных вопросов, касающихся этих малоизученных памятников: от установления их авторства и времени создания до выявления источников и взаимных переплетений с другими произведениями и идейными направлениями их времени.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые рассмотрены в комплексе памятники эпистолярной культуры Х1-ХШ вв.; представлены прежде никогда не изучавшиеся в тесной связи со смеховой народной обрядностью святок и масленицы'гимнографические произведения рождественского и великопостного циклов; дан ряд новых атрибуций памятников ранней старообрядческой литературы и введены в оборот новые материалы, касающиеся старообрядческой письменности ХУП-ХУШ

Научно-практическое значение исследования состоит в том, что опубликованные выводы и наблюдения автора могут быть использованы (и лслояьзуются) в работах, посвященных дальнейшему изучению развития ; русской литературы, а также при чтении лекционных курсов (как по ейшему периоду древнерусской литературы, так и по завершающему ;;>л
пробация работы проводилась на заседаниях Отдела древнерус-I зуры Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН; .л по древнерусской литературе» в Петрозаводске (1974, 1982), 1 ‘>76), Тбилиси (1977), Вологде (1978), Владимире (1979), Яро-. 90, 1994); на «Малышевских чтениях» в ИРЛИ (1977, 1978, 3980, :хЗ, 1986, 1987, 1990, 1994, 1997).

Содержание работ, представленных к защите
С точки зрения принадлежности к литературе эпистолярные произведения всегда относят к пограничному жанру, ибо во все времена эпистолярный жанр стоял на рубеже между литературой и бытом. Во все времена существовала как сугубо частная переписка, так и переписка изначально имевшая (или со временем приобретавшая) значение культурного факта для своей эпохи. Порой бывает затруднительно провести четкую грань между частным письмом и «литературным» посланием. Но древнерусская книжность дает для этого простой критерий: им является сам факт включения отдельного послания в книжную традицию. Если письмо, написанное в XI веке одним историческим лицом к другому, в XVI в, включалось в состав различных рукописных сборников, значит, оно не может рассматриваться как образец исключительно частной переписки. Что перед нами литературные памятники, тому свидетельство многовековая рукописная традиция, донесшая доТзаших дней эти произведения. Написанные в Х1-ХШ вв. послания сохранились в списках Х1У-ХУШ вв., а это значит, что на протяжении столетий они осознавались как определенная культурно-историческая ценность и функционировали среди произведений книжности как «четьи» памятники. Наличие в рукописной традиции хотя бы одного списка с первооригинала того или иного послания выводит его за пределы частной переписки. Владимир Мономах писал письмо к своему двоюродному брату Олегу Святославичу в 1096 г., но до нас оно дошло в списке 1377 года, и уже одно это является свидетельством «литературного» значения его сочинения.
Рождается ли «литературность» эпистолярного памятника после его тиражирования, или, напротив, «литературность» обусловливает тиражирование, в любом случае такая «публикация» является верным знаком того, что настоящее послание вышло за пределы частной переписки.
Не менее важно также и то, что для историка литературы Древней Руси понятие литературного памятника имеет гораздо более широкое значение, чем для историка литературы нового времени. Общепризнанный на сегодняшний день постулат о «функциональном» характере древнерусской литературы, «деловом» назначении всех без исключения ее жанров1 неизбежно расширяет границы «литературного», поскольку включает в них, по существу, всю древнерусскую книжность, в той мере, в какой она отражает систему культурных ценностей своего времени.
Он обоснован в трудах Д.С. Лихачева. См. его книги: Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. Изд. 3, доп. С. 55-79; Развитие русской литературы X-XVII вв. Л., 1973. С. 53-56, 131-139. Развитие функциональной теории применительно к различным жанрам древнерусской литературы представлено в сборниках трудов немецких исследователей, см. например; Veröffentlichung der Abteilung für slavische Sprachen und Literaturen des Osteuropa-Instituts (Slavsches Seminar) an der Freien Universität Berlin: Gattungs-probleme der älteren slaviscben Literaturen (Berliner Fachtagung 1981). Berlin, 1984.

В заключение мне хотелось бы вернуться к одному из старейших амятников эпистолярного наследия, чтобы высказать одну важную для еня мысль.
Речь идет о посланиях Владимиро-Суздальского епископа Симона Киево-Печерского чернеца Поликарпа, творцов Киево-Печерского пате-ика. Смысл Послания Симона к Поликарпу таков, что всякому, кто читает го, делается ясно, что отношения между этими людьми были очень близ-
и. В XVII в. первые издатели Патерика (Киев, 1661 г.) даже сочли их род-твенниками, не ссылаясь при этом ни на какие источники, и не опираясь а более раннюю традицию. Во всяком случае видно, что епископ Симон юл какое-то властное право распоряжаться судьбой чернеца Поликарпа: прещал ему выходить из монастыря, отчитывал покровительницу-нягиню за попытки устроить его дела, отказывал владимирскому велико-у князю Георгию Всеволодовичу, хотевшему его возвысить.
Внимательное чтение послания Симона и вникание в некоторые сторические обстоятельства позволяют понять, что, скорее всего, чернец оликарп был духовным сыном епископа Симона. Так только духовный тец может распоряжаться судьбой своего чада и одновременно чувство-ать ответственность за нее. «Аще мене преслушаешися, кацей - любо вла-ти восхощеши, или епископьству или игуменьству повинешися, буди ти лятва, а не благословение», - пишет Симон Поликарпу. Да ведь тут идет ечь об обычном отеческом благословении духовному сыну. Обращаясь к оликарпу, Симон называет его то чадом, то братом. А в конце одного из воих рассказов о монастырских подвижниках он обратился к Поликарпу о словами: «Ты же, брате и сыну, симъ не въслЪдуй (он упомянул перед тим о тех, кто «печальми житейскими подавляются» - Н.П.), не тЪх бо ади пишю сие, но да тебе приобрящу».
Перед нами не что иное, как формула отеческого обращения к ду-овному сыну. Именно с такими словами - «брате и сыну» - обращался уховник к пришедшему на покаяние духовному чаду, это известно по ювнейшим рукописям чина исповедания.
В 1204 г. (по времени - в период до создания Патерика) Поликарп бретался в Ростове, то есть в епархии Симона (тогда она была еще единой остово-Владимиро-Суздальской), ибо как сам упоминает, был свидетелем ого, как обрушилась ростовская соборная церковь, а это произошло по етописным данным в 1204 г. Что связь Поликарпа с Ростово-Суздальской емлей не была эпизодической, можно понять и из нескольких высказыва-ий еп. Симона, в том числе и того, в котором он заявил Поликарпу: «Аще ы ты был достоинъ таковаго сана, не бых тя пустилъ от себе»; это также видетельство того, что Поликарп некогда жил поблизости от еп. Симона, корее всего, еп. Симон стал духовником Поликарпа еще до того, как тот ринял иноческий обет в Киево-Печерском монастыре. Скорее всего, еще о пострига слушал Поликарпа от Симока рассказы о его духовной родине,