Поэтическая эсхатология Максимилиана Волошина

• Автор: Путенихина, Ирина Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Магнитогорск
• Количество страниц: 146 с.

Оглавление
Введение С. 3.
Г лава I. Поэтическая эсхатология русской истории..С. 28.
Глава II. Поэтическая эсхатология бытия С. 80.
Заключение С. 135.
Литература

ВВЕДЕНИЕ
Рубеж Х1Х-ХХ веков в истории отечественной литературы был ознаменован целым рядом кризисных явлений. Резкое падение авторитета реалистов, обусловленное не только причинами объективного порядка, но и общим упадком духовности, совпало с экспансией нового направления, получившего наименование - русский декаданс. Безусловно, сам факт литературной борьбы вряд ли дает нам право говорить о кризисе... Однако, обратившись к программной работе Д. С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» мы легко обнаружим подтверждение наших посылок: «Наше время должно определить двумя противоположными чертами - это время самого крайнего материализма ;и вместе с тем самых страстных идеальных порывов духа. Мы присутствуем при великой многозначительной борьбе двух взглядов на жизнь, двух диаметрально - противоположных миросозерцании. Последние требования религиозного чувства сталкиваются с последними выводами опытных знаний».2.
Действительно, разногласия между враждующими лагерями, несмотря на их многочисленность и внешнюю разнородность, без труда сводятся к нескольким узловым проблемам: возможность - невозможность абсолютного знания, апокалиптический — объективный характер искусства, роль художника
1 Здесь и далее выделено мной. - И. П.
2 Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Поэтические течения в русской литературе конца XIX - начала XX века. - М.: Высш. шк., 1988. - С.48.

но, как не странно, цель у тех и у других была одна: улучшить, исправить, в крайнем случае, уничтожить «свинцовые мерзости жизни». Тем не менее, декаденты нападали на предшественников, старшие символисты громили декадентов, «младшие» ругали старших. Футуристы отрицали всех и вся. В этой бесконечной войне всех против всех, по сути, сталкивались концепции индивидуальностей: Брюсова, Сологуба, Блока, Гумилева. Однако при этом, любой художник был вынужден принадлежать к той или иной группировке. И, пожалуй, только один поэт ухитрился все эти годы пребывать «над схваткой». Несмотря на свою близость к символизму, несмотря на свой антагонизм с акмеизмом, безотносительно к своему увлечению Штейнером, он оставался самим собой — поэтом, переводчиком, критиком и художником - Максимилианом Волошиным.
Творчество этого поэта долгие годы пребывало на окраинах отечественного литературоведения. Вроде бы и не запрещенный к изучению, Волошин, тем не менее, на протяжении долгих лет оставался пасынком нашей филологии. Избранный на роль официального «мальчика для битья», художник стал объектом вульгарно - марксистских штудий. Любой из обратившихся к наследию Волошина считал своим долгом указать на его политическую незрелость и неспособность разглядеть «светлое будущее» в революционной России.
Тон задал Б. Таль в свой статье «Поэтическая контрреволюция в стихах Волошина» («На посту», 1923, № 4.), представив поэта как «последовательного, горячего и выдержанного контрреволюционера - монархиста». В «Очерках по истории русской советской поэзии» (М., 1936) эту мысль продолжил А. Селивановский, который также усмотрел в литературном наследии Волошина развернутое выражение идеологии бонапартийски-буржуаз-ной контрреволюции. К. Зелинский в книге «На рубеже двух эпох: Литературные встречи 1917 - 1920 годов» пишет о том, что «поэт остался “над

Впалых окон мертвая гримаса.
Город - «душный злобой аспид», как зловещее чудовище жаждет крови, «грузно давит». Атмосфера душного, разлагающегося города, где Каждый камень липкой мостовой Человечьей кровию напитан, переносится с улиц во дворец императора, где также «в тесных щелях затаилась месть». Она сопровождается звуковым рядом: мотив нарастающего гула переходит из одного стихотворение в другое - «гулкие» перекрестки, «шелест невидимых шагов», «непонятный шорох», шепот, «далекие отголоски», «голоса» - создается тревожный звуковой образ, невнятный, непонятный и поэтому страшный для «бледного Царя». Зловещая атмосфера дополняется, и зрительными образами: тройной лик солнца, «мутная желчь», «кровь на снежной пелене», пентаграммы, круги - все это создает атмосферу напряженности, таинственности и придает значение сакральности происходящему моменту.
В стихотворении «Царь - жертва!...» прослеживается двойственность в восприятии поэтом действительности, что сказывается в постоянном смешении божественного и демонического, инфернального и священного: Бледный Царь стране своей сораспят'2 И клеймен величием стигмат.
Священная жертва - Царь - приносится Городу — оборотню. Однако постоянный эпитет «бледный» придает значение призрачности, иллюзорности происходящему.
Для того, чтобы глубже понять происходящее в России, Волошина обращается к мировой поэзии и шире - к историческому опыту человечества, пытаясь найти объяснение переживаемого момента, поэтому летом 1905 года он берется за переводы из Верхарна.
12 Здесь и далее курсив мой - И. П.