"Двойник" Антония Погорельского в литературном контексте 1810 - 1820-х годов

• Автор: Китанина, Татьяна Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 159 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. От сборника к циклу (предыстория)
Глава 2. Указатель сюжетов, использованных в “Двойнике”:
проблемы и решения
Глава 3. “Двойник” Погорельского в контексте литературной традиции”
Заключение
Приложение 1. Художественные тексты, использованные в Главе
Приложение 2.Список указателей и материалов к указателям
сюжетов и мотивов
ВВЕДЕНИЕ.
Антонию Погорельскому не повезло. Дело даже не в том, что он обойден вниманием литературоведов — о нем писали, были отдельные статьи посвященные его творчеству. Но так получилось, что эти статьи выходили в разное время, с большими перерывами, и, вероятно, это отчасти определило их направленность: авторы каждый раз заново пытались ввести в научный обиход “забытого писателя”1. В результате исследователи предлагали более или менее полное описание творчества Погорельского в целом и доказывали правомерность своего интереса к этому писателю, а до подробного разбора отдельных произведений дело, как правило, не доходило. Тексты рассматривались как факты литературной истории, а не как самоценные произведения.
С другой стороны, начиная с прижизненных откликов, возникла традиция восприятия Погорельского в контексте “русской гофманианы”. Современники ставили ему в вину подражание Гофману2. Позже попытка ввести Гофмана в русский обиход была, напротив, признана заслугой писателя. Наиболее подробно эта проблема была освещена А.Б. Ботниковой3, на которую ссылались и ориентировались авторы всех последующих работ. Но дело в том, что исследовательницу, как и большинство ее предшественников, интересовал прежде всего Гофман и освоение его русской литературой, поэтому она рассматривала только те фрагменты “Двойника”, которые непосредственно связаны с
творчеством немецкого романтика, не придавая значения контексту, в который

они помещены. Возникшая в результате традиция'вызвала серьезный “перекос” в изучении “Двойника”: вплоть до появления в 1985 году подробного комментария
1 Кирпичников А.И. Антоний Погорельский, эпизод из истории русского романтизма // Кирпичников А.И Очерки по истории новой русской литературы, том 1, изд. 2. М.,1903. С. 76-120; Степанов H.JI. Забытый писатель (Атоний Погорельский) // Поэты и прозаики. М.,1966. С. 139-159; Званцева ЕМ. Место Антония Погорельского в литературе пушкинской поры // Проблема традиции и новаторства в художественной литературе. Горький,1978. С. 61-68.
2 См. напр.: Московский вестник 1828.Ч.Х. N14. С. 162.
3 Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж.,1977. С.56-68. См. также: Passage С.-Е. The Russian Hoffmanists. Hague. 1963. P. 45-58.

М.А. Турьян4 (а многими учеными и после) “Двойник” воспринимался по преимуществу как подражание Гофману5 и другие, не менее значимые заимствования уходили на второй план. Этот же подход послужил причиной еще одного “умолчания” (и, насколько мне известно, в этом вопросе справедливость не восстановлена до сих пор): сама структура цикла, его обрамление были восприняты как результат прямого влияния из гофмановских “Серапионовых братьев”6. При этом полностью проигнорирован тот процесс формирования прозаического цикла, который шел в русской литературе конца XVIII — начала XIX вв, хотя уже само название “Мои вечера в Малороссии” адресует именно к этой традиции — название “Вечера” для русских читателей начала XIX века было общим местом, и ориентация текста на определенный канон была очевидна. В книге Гофмана деления на вечера нет, хотя встречи друзей и происходят по вечерам. Тем не менее, прослеживая связь Погорельского с последующими романтическими “Вечерами”, исследователи и поныне упорно обходят вопрос о предшественниках, ограничиваясь одним Гофманом.
Имя Антония Погорельского стало символизировать начало романтизма в русской прозе. Рядом с этим именем очень часто появляется слово “первый”: первый русский “гофманист”, автор первой русской фантастической повести, первого русского романтического цикла новелл. При этом все приведенные определения предполагают наличие у писателя не русских предшественников. И, поскольку многие заимствования в текстах Погорельского видны невооруженным глазом, за ним укрепилась репутация эпигона западных романтиков — но при этом родоначальника русской романтической прозы. Однако более внимательное рассмотрение этих слишком уж очевидных заимствований и постоянных бесед о “старом” и “новом”, о “своем” и “чужом” в обрамлении новелл “Двойника”,
4 Турьян М.А. Примечания // Антоний Погорельский. Избранное. М., 1985. С.405-409. См. также вступительную статью: Турьян М.А. Жизнь и творчество Антония Погорельского II Там же. С.3-22.
5 Сахаров В.И. Форма времени // Русская романтическая повесть. М., 1980. С. 26. Иезуитова Р.В.
Антоний Погорельский // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 591. Маркович В.М. Дыхание фантастики // Там же. С. 6-9. и др.

проиндексированных по томпсоновскому указателю мотивов (о нем см. ниже). Таким образом указатель сюжетов выстраивает синтагматические связи мотивов, парадигмы которых даны в указателе мотивов.
К сожалению, составители наиболее представительного русского указателя сюжетов (Бараг Л. Г., Березовский И. П., Кабашников К. П., Новиков Н. В. Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка. — Л., 1979) воспользовались системой Аарне без томпсоновских дополнений. Зато в этом издании впервые появляется очень существенное приложение: список наиболее распространенных контаминаций сюжетов.
Итак, позднейшие дополнения к системе Аарне позволяют, с одной стороны, соотнести сюжет с более мелкими повествовательными единицами как с элементами его структуры, а с другой стороны, проследив тенденции контаминирования сюжетов, вписать сюжет в структуры более высокого порядка.
Однако, при всех этих дополнениях, система Аарне работает только для описания сказочного материала. К описанию других типов текстов она оказывается мало пригодной. Что же касается литературных сюжетов, строящихся совсем по другим законам, то для них здесь место просто не предусмотрено.
После выхода указателя сказок Аарне, им же были составлены указатели легенд (1912 г. — указатель финских этиологических легенд (44) и указатель фольклорных объяснений голосов и звуков природы (45)). В последующие указатели Аарне (46, 47) уже входили как сюжеты сказок, так и сюжеты легенд. Легенды распределены в здесь по трем разделам: не этиологические легенды (“Sagen”, мифологические рассказы) и два раздела этиологических легенд, соответствующие двум указателям 1912 года.2 Однако сюжет несказочной прозы еще труднее поддается формализации и классификации, он еще более связан с особенностями локальных традиций, поэтому последующие указатели легенд и мифологических рассказов (напр, работы Сининге (140), Кристиансена (69)) шли по пути уточнения деталей, усложнения рубрикации — ив сущности свелись к рубрикации по персонажам. Симонсуури в предисловии к своему указателю (139,
2 Подробный обзор этих работ, а также последующих, составленных по тому же принципу см. в статье: С.Н. Азбелев Проблемы международной систематизации преданий и легенд // Специфика фольклорных жанров: Русский фольклор. — М., Л., 1966. Вып. X. С. 176-195.