Петербургский текст в художественной концепции И. Бродского

• Автор: Горелов, Олег Сергеевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 176 с.

ГЛАВА 1. Петербургский текст в системе сверхтекстов:
реализация, художественное восприятие
§ 1. Сверхтекст: проблема терминологии и содержание
§ 2. Городской текст: специфика, место в типологии сверхтекстов
§3.1. Петербургский текст: теория, структура, компонентный состав
§ 3.2. Петербургский текст: генезис и поэтическая эволюция
§ 3.3. Петербургский текст в XX веке:
проблема художественного восприятия
ГЛАВА 2. Роль Петербургского текста в становлении
поэтической системы И. Бродского
§ 1. Маятник Языка: освоение Петербургского текста
§ 2. Маятник Времени: отталкивание от Петербургского текста
§ 3. Маятник Города: способы выявления и перспективы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Творчество И. Бродского уже настолько разнопланово и объемно изучено в отечественном и зарубежном литературоведении, что даже количественно не представляется возможным описать всю библиографию этого научного метатекста. Безусловно, это повышает возможность исследовательского повтора. Вследствие чего современные материалы о Бродском представляют собой либо биографические, мемуарные записи людей, лично знавших поэта, либо научные исследования, посвященные как детальной разработке тех или иных образов, мифологем, метров или даже синтаксических конструкций, так и внутренним механизмам поэтики, которые определили ход эволюции поэта и его образную и тематическую систему.
Таким имманентным механизмом, на наш взгляд, и является «петербургская», городская составляющая поэтики Бродского. Как писал Л. Лосев, «образный мир Бродского обладает свойством выраженной географичности»'. И действительно, нельзя сказать, что тема Города до сих пор не становилась предметом изучения, однако стоит признать, что для отечественного и не только отечественного литературоведения гораздо привычнее такие темы, как, скажем, «Венецианский текст И. Бродского» или просто «Итальянский текст». Наличие же Петербургского текста в поэзии последнего русского нобелевского лауреата по разным причинам многим кажется небесспорным.
Возможно, основной причиной того, что многие не признают в творчестве Бродского присутствие самодостаточного пласта Петербургского текста, является тот факт, что корпус текстов, в которых Бродский непосредственно обращается к родному городу, относится к раннему творчеству, и эти тексты сильно связаны с традицией Петербургского текста, а впоследствии поэт практически отказывается от называния имени Петербург. С другой стороны, в литературоведении активно развивается идея о смешении Бродским различных городских текстов, о Петербургском тексте как результате этого
1 Лосев Л.В. Реальность Зазеркалья: Венеция Иосифа Бродского // Иностранная литература. 1996. № 5
смешения. Но работ, посвященных только этому городскому тексту в рамках творчества Бродского, крайне мало.
Если говорить о причинах подобной ситуации более конкретно, то можно отметить несколько моментов. Во-первых, в современной науке до сих пор не найден оптимальный вариант корреляции понятий текст, сверхтекст, интертекст, гипертекст, метатекст и т.д.; во-вторых, нет комплексного анализа, а главное - сопоставления современных работ по городским и персональным сверхтекстам с той базой, которую заложил в своих работах В.Н. Топоров. Кроме того, для верного понимания проблемы необходимо выявить специфику Петербургского текста в контексте русской поэзии в целом и других городских текстов, исследуемых современными учеными, в частности. И, видимо, только после разрешения этих проблем следует обращаться конкретно к творческой философии Бродского и его отношению к Петербургской традиции русской литературы, к проблеме Петербургского сверхтекста в творчестве поэта.
Слабый интерес современных литературоведов к проблеме Петербургского текста Бродского объясняется отчасти и собственно спецификой творчества поэта. В этой связи важно перечислить некоторые черты (как особенные, так и общелитературные и даже общекультурные) его поэтики.
Во-первых, это герметичный (роеь1а егтеЕса) характер внутренних пластов поэтической системы Бродского (которые хранят свой, отличный от других культурный код), воспринимаемых в контексте постмодернистского мироощущения XX века синтетически или даже синкретически (время рОБП обладает примерно одинаковым уровнем энтропии, как и начальное, мео-нальное время). То есть, можно сказать, это осуществление идеи интертекстуальности в границах одного авторского сверхтекста (корпуса всех текстов одного автора, обладающих метафизической и концептуальной цельностью). Подобная установка реализуется посредством усложненных аналогий, ассоциаций, метафор, а также употреблением слова или поэтического фрагмента вне привычных (естественных или конвенциональных) логических и ритори-

толкотня, крик, хохот и др.;
б) положительное - город, проспект, линия, набережная, мост (большой, через Неву), площадь, сады, крепость, дворцы, шпиль, игла, фонарь и др.
Предикаты (чаще с отрицательным оттенком): ходить, бегать, кружить, прыгать, скакать, проникать, исчезнуть, возникнуть, утонуть и др.
Способы выражения предельности: крайний, неистощимый, необъяснимый, неописуемый, необыкновенный и др.
Высшие ценности: жизнь, полнота жизни, память, воспоминание, детство, дети, вера, молитва, Бог и др.
Фамилии, имена: Германн, Медный всадник, Петр, Евгений, Акакий Акакиевич, Раскольников, Голядкин и др.
Элементы метаописания: театр, сцена, кулисы, декорации, антракт, публика, роль (иногда сюда же: тень, силуэт, призрак, двойник, зеркало, отражение...) и др. [Топоров]
При всей условности и схематичности этих блоков стоит отметить все же, что они указывают нам на те именно слова-понятия, которые обладают, как это называет Топоров, «импликационной» силой, то есть именно они склонны образовывать те сочетания, которые и позволяют нам классифицировать то или иное произведение как субтекст: «по данному слову обычно с большой степенью надежности восстанавливается его “словесное” окружение, а следовательно, - на очередном шаге - и особый ситуационный контекст, некая “картинка” из книги Петербургского текста» [Топоров].
Таким образом, мы рассмотрели Петербургский текст как целостную систему, имеющую свой смысловой центр (религиозно-философский базис), свои внутренние законы и процессы, мотивы и образы, а также языковые знаки, сочетание которых идентифицирует произведение как часть Петербургского текста.
Основные мотивы, которые приобрел Петербургский текст за два века своей истории, которые стали определяющими признаками этой системы: