Бытие истины : Структурно-системный аспект

• Автор: Дремина, Марина Игоревна
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Уфа
• Количество страниц: 160 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Г лава 1. Понятие бытия истины
§ 1. Единство и специфика понятий «истина бытия» и «бытие
истины»
§ 2. Обоснование архетипичности истины как меры единства
бытия
§ 3. Многомерность бытия истины и архетипичность его
форм
Глава 2. Модель бытия истины
§ 1. Четверичная модель бытия (человека) как форма адекватного
выражения многомерности бытия (истинь;)
§ 2. Уровни бытия истины
§ 3. «Четвертый» уровень бытия, или бытие истины
Заключение
Литература

Введение.
Актуальность темы исследования. Истина в истории философии рассматривается как сущностный атрибут знания или бытия. Человека всегда интересовала проблема истины его собственного бытия в связи с проблемой смысла его жизни. Утрата человеком смысла жизни приводит к условности, пассивности его существования, совершающегося в силу привычки, приверженности к форме [38, 21]. Данную ситуацию с полным правом можно охарактеризовать как «утрату», «исчезновение» истины человеческого бытия. Нечто подобное мы и наблюдаем в современной жизни России. Однако понимание истины исключительно как характеристики бытия оказывается, на наш взгляд, несколько упрощенным подходом к действительности. Ибо более актуальным является для человека осознание того, что он сам есть истина бытия, являет и осуществляет собою бытие истины. Это понятие связано с первичной потребностью человека «естествовать»: если перефразировать слова М. Хайдеггера, человек, в самом интимном понимании этого слова, не может быть или не быть, ибо он всегда есть. Поэтому необходимо рассмотреть истину в ее бытии через понятие бытия как сущностной характеристики истины. Быть человек может кем угодно, но есть он всегда именно на уровне бытия собственной истиной. Истина в аспекте индивидуального и социального бытия человека представляет собой основу осмысления и оправдания (данные понятия используются в контексте их рассмотрения в философии В. Соловьева, Н. Бердяева) его жизни. Говоря метафорично о том, что данный вопрос является вопросом жизни и смерти, мы тем не менее, совершенно точно указываем его буквальную суть, ибо человек, не будучи в состоянии осуществлять самоосмысление и самооправдание, утрачивает укорененность в бытии, собственную душу [См. 121, 162].

Поэтому речь уже идет не только и не столько об утрате истины человеческого бытия, сколько об утрате человеком самого себя.
Не будучи в состоянии жить без истины как меры единства собственного бытия, человек перманентно находится в состоянии ее поиска (в процессе самоосуществления), осознавая сам процесс этого поиска в кризисные периоды жизни, аналогичные тому, что переживает наша страна сегодня. Именно в состоянии кризиса общество обращается к проблеме истины как жизненности, как целостности бытия, взятого в единстве его противоположных сторон. В. С. Хазиев отмечает, что потребность в истине «наиболее ярко вспыхивает в переломные моменты истории»[136, 10], когда возрастает и «цена истинных знаний» [там же], словно сама действительность (и человек) требует своей истинности, вторгаясь поправкой (недостатками) в схематизм теории. Искажения нашей современной жизни, ее гипертрофированные, предельно-уродливые и, можно даже сказать, в какой-то мере карикатурные, недостатки являют собой сопротивление жизни процессу ее собственного омертвения в столь превозносимых еще совсем недавно достоинствах (институциональная формализация). Сложность современной ситуации в России настоятельно актуализирует обращение к проблеме истины. К числу особенностей нашей страны как социального организма, тонирующих осуществление истины ее бытия, следует отнести такие характеристики как эмоциональность и соответственно затененность (криптограммность), связанную со слабым развитием рационализма (в единстве ментального и чувственного компонентов) и личностного начала.
Процесс поиска истины (в рамках традиционного понимания) формулируется в виде нового идеала истинности, для которого характерно самозамыкание. Такое состояние определено Гегелем как «дурная бесконечность» и представляет собой, по нашему мнению, чрезвычайную интенсификацию жизни в самой себе при одновременной недостаточности содержания. Жизнь блокируется, ограничивается не смертью, что

диалоге «Федон» как «все чистое» [там же, 25 - 67Ь] и одновременно как самый процесс очищения - освобождения души.
Возможно ли стать истиной, привлекая к этому внешние средства как опоры собственной истинности? Мы полагаем, что подлинное бытие (истина), человек как истина (точнее, человек-истина) может развить в себе способность бытия собственным посредником. В этом случае подлинное бытие не может не быть разумным, ибо оно есть свой собственный разум - способность опосредования самоосуществления. Мы считаем, что разум это точное определение той одной части (бытие, являющееся собственной частью), из которой состоит и которой является целое, при посредстве самого себя преодолевающее свою целостность, самоосуществляющееся в полноте своей целостности и не - целостности.
Таким образом, разум , но не сам по себе, в своей обособленности, а в своей истине, представляет собой идею, бытие (тело). С этой точки зрения обнаруживается несколько иной взгляд на утверждения разумности Вселенной, бытия, человека. Уже Парменид подчеркивал, что «одно и то же есть мысль и то, о чем мысль существует...» [ 120, 1, 115].
Гераклит высказал мысль об определении как по сути своей внутреннем акте познающего субъекта. Тем самым философ тесно связывал определение бытия с разумом. Универсум он полагал «единым мудрым». Его понятие мудрости очень интересно. Так, Гераклит утверждал, что мудрость отрешена от всего (по нашему мнению, эта отрешенность мудрости есть не что иное как признак ее свободы ...от самой себя (в лице носителя мудрости), мудрость Гераклита теснейшим образом связана с понятием свободы). Однако в то же время он указывал и на то, что мудрость есть преодоление отделения от природы, понимая под природой сущность универсума, т. е. преодоление отделения универсума от его собственной сущности. Таким образом, мудрость Гераклита двойственна: она одновременно есть отрешение от всего и преодоление этого отрешения.