Ментальная история классического Средневековья (XI-XV вв.) в отечественной историографии : Вторая половина XIX - начало 90-х гг. XX вв.

• Автор: Селезенев, Роман Сергеевич
• Шифр специальности: 07.00.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Кемерово
• Количество страниц: 193 с.

Глава 1. Человек классического западноевропейского Средневековья в отечественной медиевистике второй половины XIX - первой трети XX вв.
1.1. Духовная культура и человек классического Средневековья в исследованиях первых русских медиевистов второй половины XIX в. - начала XX в.
1.2. Миросозерцание человека классического Средневековья в исследованиях Л. П. Карсавина и П. М. Бицилли.
1.3. Человек классического Средневековья в исследованиях 20-х - начала 30-х гг. XX в.
Глава 2. Ментальная история классического Средневековья в отечественной историографии середины 30-х - начала 90-х гг. XX в.
2.1. Мировоззрение человека классического Средневековья в отечественной медиевистике середины 30-х - первой половины 60-х гг. XX в.
2.2. Исследование проблем менталитета человека классического Средневековья в отечественной историографии второй половины 60-х - начала 90-х гг.
Глава 3. Ментальная история классического Средневековья в трудах А. Я. Гуревича.
Заключение
Список историографических источников Список историографических исследований

Актуальность темы. После того, как материалистическое понимание исторического процесса утратило статус «единственно верного» и вместе с ме-1 тодологией изменилась и проблематика исследований, ментальная история западноевропейского Средневековья заняла особое место в современной отечественной медиевистике, став «полем» применения нетрадиционных методологических принципов и способствуя более глубокому познанию прошлого. В рамках отечественной исторической науки она пережила долгий и непростой путь собственной эволюции, а специалисты по истории западноевропейского Средневековья стали «пионерами» применения антропологического подхода. В настоящее время проблематика ментальной истории переживает безусловный рассвет, став основным лейтмотивом российской гуманитарной мысли последнего десятилетия XX и начала XXI столетия. Поэтому представляется актуальной и своевременной попытка оценить накопленный опыт предшествующей историографии.
Второе обстоятельство, определяющее актуальность заявленной темы — это состояние историографической базы. История менталитета - сравнительно молодое направление исторических исследований. Поэтому до сих пор мы не имеем обобщающих работ, посвященных осмыслению всего накопленного опыта по изучению проблем менталитета человека Средневековья. В распоря-> жении историков, интересующихся историографией ментальной истории,
имеются лишь отдельные статьи и общие работы, касающиеся истории становления исторической антропологии в целом.
Степень изученности темы. Уже в начале XX столетия работы Л. П. Карсавина, П. М. Бицилли, О. А. Добиаш-Рождественской и других историков, обратившихся к исследованию средневекового миросозерцания, вызывали многочисленные отклики среди коллег. Прежде всего в виде рецензий 1 и полемики1. Стоит отметить работу В. П. Бузескула1. Подобно остальным ав1 Гревс И. М. Лик и душа средневековья (по поводу вновь вышедших русских трудов). Рассуждения по поводу трех книг - Добиаш-Рождественская О. А. Западная Европа в средние века. - Пг., 1920; Карсавин Л. П. Культура средних веков. - Пг., 1918; Бицилли П. М. Эле-

торам, он положительно оценивает интерес русских исследователей (Л. П. Карсавина, П. М. Бицилли, О. А. Добиаш-Рождественской, В. И. Герье, И. М. Гревса) к культуре Средневековья, к проблемам средневекового миросозерцания. Однако критически подходя к понятию «среднего человека», в интерпретации Л. П. Карсавина, отмечая, что оно «слишком неопределенное, расплывчатое, скорее, фикция, абстракция», В. П. Бузескул ограничивается подобными краткими замечаниями и подробно не анализирует проблему средневекового мировоззрения в работах Л. П. Карсавина2.
В процессе становления советской исторической науки меняется и отношение к достижениям русских дореволюционных историков. Работы некоторых из них постепенно предаются забвению, некоторые серьезно критикуются.
В 1940-е гг. одним из первых специалистов в области историографии западноевропейского Средневековья стал О. Л. Вайнштейн. В своей «Историографии средних веков» он лишь упоминает о Л. П. Карсавине и П. М. Бицилли как об историках, занимавшихся проблемами духовной культуры Средневековья3. В его же работе 1968 г. - «История советской медиевистики» представлена более развернутая критика русской медиевистики и ее представителей4. В 1950—1960-е гг. XX в. критически дореволюционную историографию оценивают и другие исследователи - Е. В. Гутнова, М. А. Алпатов,
С. А. Асиновская5. В частности, М. А. Алпатов одним из первых предпринял
менты средневековой культуры. - Одесса, 1919 // Анналы. - 1922. — № 1. Также рецензию И. М. Гревса на работу Л. П. Карсавина См.: Научно-исторический журнал. - 1913. - № 1; Егоров Д. Н. Средневековая религиозность и труд Л. П. Карсавина // Исторические известия. - 1916. - № 2; Полемика между Л. П. Карсавиным и Д. Н. Егоровым // Исторические известия. - 1916. - № 3-4; Кареев Н. И. Общий религиозный фонд и индивидуализация религии (по поводу «Основ» Л. П. Карсавина и «Вальденского движения» А. Г. Вульфиуса) // Русские записки. — 1917 (Русское богатство. - 1913. — № 6).
1 Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX в. - Л., 1929,1931.-Ч. 1-2.
2 Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX в. - Л., 1931.-Ч. 2.-С. 89.
3 Вайнштейн О. Л. Историография средних веков в связи с развитием исторической мысли от начала средних веков до наших дней. - М., 1940. - С. 327.
4 Вайнштейн О. Л. История советской медиевистики. - Л., 1968.
5 Алпатов М. А. Труды Т. Н. Грановского // Очерки истории исторической науки в СССР. -М., 1955. — Т. 1; Алпатов М. А. Русская медиевистика // Очерки истории исторической нау-

невекового сознания имеет свое место в иерархии и выполняет строго определенную функцию, символизируя нечто важное.
Автор согласен с выводом Л. П. Карсавина, что символическое значение вещи, с позиции того общества, есть ее истинное значение. С этим связано и своеобразная «вещность» средневекового мышления - приписывание каждой абстрактной идее предметного существования. В конечном итоге в сознании происходило смешение символа и символизируемого, между абстрактной идеей и ее символом утрачивалось различие. В «Видениях Петра Пахаря», мисти-ко-дидактической поэме XIV в., в одной из сцен были введены смертные грехи: «Автор описывает их повадку и их одежду; одни тощи, другие пузаты; странные это абстракции, с бородавками на носу»1. Абстрактная идея греха напрямую соотносится со своим символическим выражением - недостатками человеческой внешности.
Практическое выражение символизма в сознании средневекового человека П. М. Бицилли также находит в аллегорическом толковании Священного Писания Григорием Великим и Рабаном Мавром.
Символика и иерархия связаны самым тесным образом - «всякая вещь есть «малый мир», в который глядится «большой мир», но не всякая отражает (иначе говоря, выражает) его полностью. Человек воспроизводит собой всю природу. Животное не всю: оно имеет лишь некоторые общие с человеком свойства и т. д.»2. Таким образом, человек находится в центре мироздания. Налицо иерархия общественной значимости. Критерий благородства, или знатности, применим ко всем, даже к неодушевленным предметам: «Недвижимое имущество почтеннее движимого, латинский язык благороднее народных наречий, золото благороднее земли, поэтому ювелиры почтеннее вилланов, а медики почтеннее ювелиров, так как человеческое тело благороднее золота»3.
Более того, земная, общественная иерархия теснейшим образом связана с небесной, иерархией ангельских чинов, примеры которой автор находит у
1 Там же. - С. 128.
2 Там же. - С. 54.
3 Там же. - С. 56.