Пропозиция и модальность

• Автор: Зеленщиков, Александр Васильевич
• Шифр специальности: 10.00.00
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1997
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 243 с.

ВВЕДЕНИЕ
Диссертация посвящена рассмотрению природы, структуры, семантического и прагматического потенциала категории модальности, категории, которая является одним из важнейших языковых факторов, определяющих процесс понимания и интерпретации речи. Всякий, кто приступает к изучению модальности неизбежно сталкивается с многочисленными проблемами, имеющими отношение не только к определению более или менее конкретных лингвистических характеристик этой категории, но прежде всего к установлению самого факта ее существования, к определению ее статуса в языке и мышлении как реального, самостоятельного семантического единства, отличного от иных языковых грамматических и/или функционально-семантических категорий.
Как универсальная понятийная, функционально-семантическая категория, модальность непосредственно связана с фундаментальной проблемой соотношения языка, мышления и действительности и не может не привлекать внимания исследователей языка. По поводу этой категории, начиная с Аристотеля, написано огромное количество работ и высказано множество самых различных, часто противоположных и не совместимых друг с другом точек зрения. Можно, однако, выделить две кардинальные идеи, каждая из которых лежит в основании соответствующего множества концепций модальности (и не только модальности). Согласно одной из этих идей, возможное производно от действительного, первичность которого не подлежит сомнению; возможное есть лишь то, что может стать действительным. Другая идея заключается в том, что действительность, напротив, представляет собой только один из вариантов возможного; понятие возможного предшествует понятию существующего, а действительное является реализацией, осуществлением возможного. Выбор одной из этих идей приводит к построению теоретических концепций знания, истинности, времени и модальностей, в принципе отличных от теорий, построенных на основе другой. Если полагать, пусть даже условно, что естественный язык —это своего рода “теория", то, как кажется, уместно задать вопрос, какая же из этих идей лежит в его основе.

Наличие категории модальности в языке обусловлено тем, что речевое общение как деятельность неотделимо от понятия цели и происходит в условиях существенно неполного знания. Этим в значительной мере не только объясняется участие модальных значений в организации лингвистических единиц практически на всех уровнях языковой системы, но и определяются принципы и специфика реализации соответствующих структур в динамике порождения и интерпретации дискурса. Как языковая категория модальность рассматривается в качестве единой подсистемы, которая обслуживает относительно самостоятельную семантическую область, обладающую, правда, весьма сложной, разветвленной структурой, имеющей многочисленные взаимосвязи с различными смысловыми и грамматическими (формальными) образованиями в языке. Она располагает множеством лингвистических форм выражения, в разной степени участвующих в организации синтаксической структуры предложения и текста и вступающих в многоаспектные парадигматические отношения друг с другом.
По наиболее распространенному (но не единственному) определению языковая категория модальности предназначена для выражения | устанавливаемого говорящим отношения высказывания к действительности. Однако использование указанного определения разными исследователями показывает, что содержание инвариантного значения модальности, заключенное в понятии “отнесенность высказывания к действительности" оказывается чрезмерно широким и, следовательно, допускает множество толкований. В литературе можно встретить концепции, в соответствии с которыми модальность включает целый ряд разнородных, не связанных друг с другом значений, таких, например, как достоверность, намерение, эмоциональная оценка, отрицание, побуждение, вопрос и др. Определение модальности как отношения содержания высказывания к действительности с точки зрения говорящего позволяет включить в ее объем в сущности любое выражение мысли, чувства и побуждения и почти неограниченное множество самых различных значений, выражаемых практически всеми (лексическими, морфологическими, синтаксическими, просодическими) средствами языковой системы. Множественность значений, включаемых таким образом в сферу модальности, превосходит сколь угодно широкие границы, установление которых, однако, является необходимым, если рассматривать модальность как,

может быть, и не грамматическую, но все-таки категорию языка, обладающую по крайней мере некоторой структурой.
Многочисленные работы, посвященные модальности, основаны на выделении в общем содержании высказывания основной части (диктум или пропозиция), содержащей информацию об определенном положении дел, и модальной части (модус), в которой представлены значения, относящиеся к интеллектуальному, эмоциональному или интенциональному состоянию говорящего по поводу диктума. При всей теоретической и практической полезности подобного “разделения обязанностей", следует вместе с тем признать, что именно абсолютизация противопоставления модус / диктум является предпосылкой для рассмотрения модальности как практически не ограниченной совокупности смыслов, представляющих многочисленные и самые разнообразные отношения субъекта речи к информативной части содержания своего высказывания. Возведение непреодолимой границы между диктумом и модусом на семантическом уровне, во многом заимствованное из логики и, как кажется, не подвергающееся сомнению, и определение пропозиции как структуры, содержащей сугубо “объективную” информацию, которая не зависит ни от отношения к ней говорящего, ни от каких-либо иных характеристик речевой ситуации, приводит к тому, что категория модальности утрачивает содержательную определенность и оказывается аморфным, неупорядоченным множеством разноплановых значений.
Более рациональными являются попытки выявить некоторый содержательный признак, который мог бы выступать в качестве основного, доминантного значения категории модальности. Обычно на роль такого признака (в значительной мере произвольно) выдвигается либо противопоставление “реальность / нереальность", либо дихотомия “объективность / субъективность” (в других терминах - с!е ге / бе сИсЩ, онтологическое / эпистемическое и др.). Правда, выбор именно таких признаков в качестве доминанты модальности, как правило, не обосновывается или же объясняется самой “природой” этой категории. В результате остается неопределенным не только соотношение этих признаков, но и их собственное содержание.
Вместе с тем формулировка инвариантного значения языковой категории модальности представляет собой, по существу, “лингвистический вариант”

исключенного третьего. Как отмечает С. Кнууттила, "если вы хотите доказать, что нечто в действительности не необходимо, не имеет смысла утверждать, что оно могло быть иным в другое время" (Кнууттила 1984:149—150).
1.4. Дихотомия модальностей ОЕ НЕ / ОЕ 01СТО
Еще одним следствием принятия статистической модели модальностей — установления прямой связи между модальностью и временем — является соответствующий (и широко используемый в средние века (см.: КпииШа 1980)) способ рассмотрения модальных предложений типа аристотелевского “сидящий способен ходить". В трактате "О софистических опровержениях” (Аристотель 1978: т.2, 535—593) Аристотель для демонстрации логической
несостоятельности одного из способов рассуждать, а именно способа, который основан на ’’соединении", т. е. на использовании в умозаключении одного — "соединенного" и потому "неправильного” — смысла при интерпретации семантически неоднозначного, но синтаксически правильного предложения, приводит пример софистического рассуждения о возможности играть на кифаре: "Можешь ли ты делать так и то, как ты можешь и что ты можешь? [Да]. Но, не играя на кифаре, ты имеешь возможность играть на кифаре. Значит, ты мог бы играть на кифаре, не играя на кифаре" (О софистических опровержениях 177 Ь 22—23; т.2: 573). Ложный вывод строится на (умышленной) ложной
интерпретации фразы "ты мог бы играть на кифаре, не играя на кифаре” как означающей "ты мог бы [играть на кифаре, не играя на кифаре]”, т. е. модальности приписывается широкая "область действия”, включающая оба противоречащих друг другу предиката ("соединенный" смысл). В своем анализе этого софизма Аристотель восстанавливает необходимое ’’узкое” толкование модальности: "А не обстоит ли дело так, что ты не имеешь возможности играть на кифаре, когда не играешь на кифаре, а когда ты этого не делаешь, ты можешь это делать?" (О софистических опровержениях 177 Ь 24—25; т.2: 573). Иначе говоря, нельзя выполнять и не выполнять одно и то же действие (играть и не играть на кифаре), но есть возможность выполнить действие, даже когда ты этого не делаешь. Аналогичным образом рассматриваются предложения "сидящий может