Антропонимика романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" как художественная система

• Автор: Ма Вэньин
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2015
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 167 с.

Содержание
Введение
§ Общая характеристика работы
§ Антропонимика и ее изучение
Глава I Главные герои
§ 1.1 Родион Романович Раскольников
§ 1.2 Софья Семеновна Мармеладова
Глава II Двойники Раскольникова
§ 2. 1 Аркадий Иванович Свидригайлов
§ 2. 2 Порфирий Петрович
§ 2. 3 Миколка
Глава Ш Второстепенные персонажи
§ 3.1 Петр Петрович Лужин
§ 3. 2 Дмитрий Прокофьевич Разумихин
§3.3 Андрей Семенович Лебезятников
§ 3. 4 Авдотья Романовна Раскольникова
§ 3. 5 Пульхерия Александровна Раскольникова
Глава IV Эпизодические лица романа
Заключение
Библиография

Введение
§ Общая характеристика работы
Уже при первом знакомстве с главными романами Ф. М. Достоевского обращает на себя внимание достаточно широкий круг действующих лиц и повышенная семантическая значимость их имен, отчеств и фамилий, зачастую крайне своеобразных.
Эта важная черта поэтики в полной мере присуща и роману «Преступление и наказание». Зачем, скажем, скромный титулярный советник, оказавшийся не в комической, а в трагической для него и его семейства ситуации, наделен здесь “сладкой” фамилией Мармеладов? А хромой и полунищий петербургский портной Капернаумовым? Или почему у главного героя этого романа, убийцы двух женщин, имя Родион, имеющее очевидно позитивные коннотации для носителя русского языка? И зачем судебный следователь именуется Порфирием Петровичем, без фамилии, а неисправимый аморалист и растлитель малолетней девочки носит нерусскую фамилию Свидригайлов?
Удовлетворительные ответы на эти и подобные им вопросы читатели «Преступления и наказания» находят в комментариях и исследованиях в области антропонимии, и в этой относительно молодой науке уже имеется ряд основополагающих работ.
Важнейшим элементом композиции образа героя является имя, в котором часто заключена онтологическая суть образа. Имена героев Достоевского зачастую отображают символико-мифологическую структуру романов, намечают важнейшие грани характеров персонажей, их функцию в сюжете, высвечивают авторскую позицию по отношению к ним и выражаемым ими идеям, или, наконец, указывают на их сословную принадлежность. В итоге, ономастикой автор выражает идею всего произведения.

По утверждению С. Н. Булгакова, «имя выражает особый духовный тип, строение, разновидность человека»1, П. А. Флоренский считал, что вокруг имени «оплотняется наша внутренняя жизнь»: «по имени житие, а не имя по житию»2; «...в художестве - внутренняя необходимость имен - порядка не меньшего, нежели таковая же именуемых образов. Эти образы, впрочем, суть не что иное, как имена в развернутом виде. Полное развертывание этих свитых в себя духовных центров осуществляется целым произведением, каковое есть пространство силового поля соответствующих имен. Художественные же образы - промежуточные степени такого самораскрытия имен в пространство произведения - то тело, в которое облекается самое первое из проявлений незримой и неслышной, недоступной ни восприятию, ни постижению, в себе и для себя существующей сущности — имя»3. Согласен с ним и С. Н. Булгаков: «Именование есть акт рождения»
Во многих случаях имя является своего рода ключом к пониманию созданного образа, а порой и произведения в целом. У каждого мастера слова есть определенный набор приемов наречения персонажей, обусловленный историко-литературной традицией, художественным методом, а также жанром произведения. Выбор онимов мотивирован многими факторами, раскрытие которых зависит от интеллектуальности читателя, от его культуры, от степени владения русским языком. К таким факторам нужно отнести символичность онимов, их аллюзивный характер, их внутреннюю форму. Кроме того, причины выбора писателем того или иного имени зависят от характера героя, от его сословной принадлежности и, конечно же, от функции, которую будет выполнять это имя в романе. Только в совокупности эти факторы обеспечивают более глубокое понимание художественного текста.
Общеизвестным фактом филологической науки является то, что все имена собственные по своей природе «говорящие», поскольку несут в себе
1 Булгаков С. Н. Философия имени / Предисл. Л. Зандер. СПб.: Наука, 1998 . С. 241.
2 Флоренский П. А. Имена // Социологические исследования. 1990. №4. С. 140.
3 Там же. С. 135.
4 Булгаков С. Н. Философия имени / Предисл. Л. Зандер. С.

полярно противоположных начал его личности, о которых читателю сигнализировали имя и отчество героя, явно победило первое — именно православное христианское начало любви и уважения к любому человеку, восходящее к имени героя.
А что же сталось с той человекобожеской идеей Раскольникова, зарождение которой мы видели как в его отчестве (римский), так и в его фамилии (здесь фамилия Раскольников указывает также на «оторванность культурного русского слоя от народной почвы»35). Ведь в петербургский период жизни героя она, как мы помним, упорно воздействовала на его сознание во время замысла его преступления и после его свершения.
Ответ на этот вопрос возможен лишь с учетом морально-нравственного состояния северной русской столицы, какой она изображена в рассматриваемом романе Достоевского.
Первым и затем сквозным мотивом выступает “духота”, как сила, теснящая и давящая человеческий дух. В романе она отмечена уже на второй странице произведения: «На улице жара стояла страшная, к тому же духота...» (с. 6). Душно будет в квартире старухи-процентщицы в момент ее убийства; “страшная духота” встретит Раскольникова в полицейской конторе; она же царит в квартире Мармеладовых, наконец, постоянная духота стоит в каморке самого Раскольникова и во всем Петербурге, о которых мать героя скажет: «ужас у него (Раскольникова. — М. В.) душно... а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!..» (с. 185).
Сдавленность и ущербность в Петербурге человеческого духа выявляет себя в растущем количестве психических и нравственных аномалий. Замечая после семилетнего отсутствие в Петербурге, как теперь в нем много народу, ходя, говорят сами с собой, циничный, но умный Свидригайлов заключает: «Это город полусумасшедших», добавляя: «Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге» (с.
35 См. Тихомиров Б. Н. Лазарь! Гряди вон. Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” в современном прочтении: Книга-комментарий. СПб., 2005. С. 56.