Функциональная парадигма генеративных сложноподчинённых предложений в разносистемных языках : на материале русского и испанского языков

• Автор: Рафаэль Гусман Тирадо
• Шифр специальности: 10.02.19
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Нальчик
• Количество страниц: 110 с.; 19х14 см

Объектом представленного исследования является функциональная парадигма генеративных сложноподчинённых предложений в разносистемных языках, в частности в русском и испанском языках. Теоретической базой работы послужила концепция функционального синтаксиса, основные положения которой до настоящего времени были разработаны на материале русского языка, однако, по нашему мнению, они могут быть успешно применены и при описании и сопоставлении типологии системы сложноподчиненных предложений не только близкородственных языков, но и неблизкородственных, как, например, русского и испанского.
Теория функционального синтаксиса базируется на концепции существования в разных языках мира основных содержательных моделей, схем, которые выражаются с помощью специальных средств. Это положение позволяет преодолеть те ограничения, которые возникают в случае рассмотрения вопросов синтаксиса сложного предложения с точки зрения формальных (традиционных) позиций. Данное исследование поможет выявить семантические особенности некоторых генеративных сложных предложений в русском и испанском языках, что является особенно актуальным, т.к. до настоящего времени не были представлены работы, в основе которых лежал бы комплексный компаративный анализ сложного предложения указанных языков, что в значительной степени затрудняет преподавание их как иностранных. Этот факт свидетельствует о необходимости разработки рекомендаций для изучения предложения в русском и испанском языках в процессе овладения этими языками как иностранными, а также об очевидном практическом применении полученных выводов в обучении другим иностранным языкам.
Современная синтаксическая наука при выделении основных разрядов сложных предложений фактически опирается исключительно на формальные критерии, что подтверждают соответствующие дефиниции, которые повторяются из работы в работу: "Сложносочиненными называются предложения, части которых соединены сочинительными союзами"; "Сложноподчиненными называются предложения, части которых соединяются подчинительными союзами и союзными словами"; "Бессоюзными называются такие сложные предложения, части которых объединяются без посредства союзов, при помощи иных синтаксических средств". Мы не указываем конкретных ссылок, поскольку такие определения с незначительными вариациями в формулировках можно найти практически в любой работе по синтаксису сложного предложения.
В течение XX века как в русских, так и в испанских грамматиках сложное предложение исследовалось почти исключительно с формальных позиций: обращалось внимание, в первую очередь, на характер грамматических отношений, на особенности связей между членами предложения, на порядок слов в предложении. Эти идеи, с одной стороны, нашли свое отражение в работах русских исследователей: А.М. Пешковского, М.Н. Петерсона,

Н.С. Поспелова, В.А. Белошапковой, С.Г. Илиенко, Л.Ю. Максимова, с другой стороны - в работах испанских лингвистов: Ф. Маркоса Марин, Е. Аларкоса Лорах, К. Эрнандеса Алонсо и др.
Необходимо, однако, заметить, что особенности содержания, которые определяют сущность основных типов сложного предложения, до настоящего времени все еще остаются неисследованными. Непринятие во внимание семантической и функциональной специфики сложного предложения приводит к тому, что, во-первых, многие аспекты сложного предложения интерпретируются некорректно: смешиваются разные типы предложений, в список союзов включаются слова, которые в реальности не являются таковыми, и т.д.; во-вторых, работы, касающиеся синтаксиса сложного предложения и представляющие определенную часть языковых исследований, являются на сегодняшний день наиболее устаревшими в сравнении, например, с морфологией и синтаксисом простого предложения, которые уже более двадцати лет назад начали изучаться с позиции содержания (см. работы А.В. Бондарко, М.А. Шелякина, Г.А. Золотовой, Н.Д. Арутюновой, А.Н. Ломова и др.).
Применяемый в настоящем исследовании подход "от значения к форме" активно разрабатывается в современной русистике, хотя модели функционального описания различны. В этой области особое место занимают исследования A.B. Бондарко по функциональной грамматике, согласно которой необходимо принимать во внимание все языковые средства, выражающие определенное значение, будь то средства морфологические, синтаксические, словообразовательные, лексические или имплицитные. Свою концепцию Бондарко продолжает дополнять и уточнять новыми данными, касающимися, в первую очередь, функционально-семантического анализа. Отдельного внимания также заслуживают исследования Г.А. Золотовой "Очерк функционального синтаксиса русского языка", "Коммуникативный аспект русского синтаксиса" и др., где автор обстоятельно анализирует принципы семантических и функциональных категорий простого и сложного предложений в русском языке. Одновременно следует отметить работы М.В. Всеволодовой "Теория функционально-коммуникативного синтаксиса", И.А. Мельчука "Смысл. Текст", А. Мустайоки "Теория функционально синтаксиса" и др., которые в своих исследованиях, исходя от семантических категорий к языковым средствам (структурам), анализируют элементы самых различных лингвистических моделей как в русском, так и других языках.
Уже в 1994 г. А.М. Ломов, рассматривая типологию русского предложения, обратил внимание на то, что в течение последних десятилетий номинативно-прагматическая парадигма постепенно вытесняла и вытесняет системно-структурную парадигму [Ломов 1994: 11-13]. Обращая особое внимание на особенности содержания, которые являются важными для сложных предложений разных типов и находят свое отражение в определенных формах, мы попытаемся в данной работе разрешить названную выше проблему. Первый опыт применения этого метода при анализе сложных предложений

мый элемент сложного комплекса, в состав которого входит глагольная форма на -л, частица бы в составе этого комплекса неотделима от глагола и образует вместе с ним форму синтаксического условного наклонения" [Русская грамматика 1980, II: 563] Противоречивость этого объяснения очевидна: если частица бы "неотделима от глагола”, то она, естественно, никак не может одновременно быть компонентом особого условного союза.
Можно было бы предположить, что представление о наличии в русском языке таких союзов возникло в связи с тем фактом, что частица бы довольно последовательно употребляется в непосредственном соседстве с условным союзом. Но у этого факта есть иное объяснение, учитывающее те общие закономерности, которые определяют местоположение частицы в ряду других лексических единиц, входящих в состав той или ИНОЙ синтаксической конструкции. Достаточно взять, например, простое предложение, где вообще никаких союзов нет, чтобы убедиться в том, что-то или иное местоположение частицы бы (как и ряда других частиц) очень часто используется в качестве сигнала того, какой именно элемент этого предложения акцентируется. Ср. Я бы на твоем месте пришел заранее — На твоем бы месте я пришел заранее — На твоем месте бы я пришел заранее - На твоем месте я пришел бы заранее -Я на твоем месте заранее бы пришел. Понятно, что в сложноподчиненных условных предложениях максимальной коммуникативной значимостью обладает позиция подчинительного союза, поэтому частица бы нередко располагается именно после него. Стоит, однако, коммуникативным акцентам несколько сместиться, и частица легко меняет свое местоположение: Если мы смогли бы спустить тот первый тот сейчас же на воду, мы освободили бы место, и тогда плоты разошлись бы /Ф. Панферов/; Если они приехали бы часом раньше, вероятно, пожар был бы тут же погашен /из газет/. С учетом этого можно констатировать, что никаких оснований для выделения особого разряда "бы - союзов " нет: здесь мы имеем дело с обычными условными союзами в составе предложений, которые предполагают ирреальную трактовку событий, что и обеспечивают глаголы сослагательного наклонения с их обязательным компонентом - частицей бы.
Эта точка зрения не нова: она принята еще в Грамматике-54. Ее авторы не включили сочетания если бы, ежели бы, коли бы в общий перечень ни в качестве особых союзов, ни в качестве вариантов основных союзов если, ежели, когда, ограничившись лишь очень осторожной оговоркой: "В современном литературном языке наметилась тенденция к образованию на основе конструкций с союзами если, ежели, когда и сослагательным наклонением глагола новых союзов, включающих в свой состав частицу бы [Грамматика русского языка 1954, II, ч. 2: 329].
К этой же точке зрения склоняется и С.А. Шувалова, подчеркнувшая, что если бы представляет собой не отдельный самостоятельный союз, а "сочетание союза если с частицей бы, или, лучше сказать, с сослагательной формой предикатов, поскольку частица бы, во-первых, присутствует не только в