Речевой эпизод и его прагматическая структура в древнегерманском библейском эпосе в сопоставительном аспекте : На материале древнесаксонской поэмы "Хелианд", древневерхненемецкого извода евангельской гармонии Татиана и Вульгаты

• Автор: Корышев, Михаил Витальевич
• Шифр специальности: 10.02.04
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 188 с.

* Глава I. Проблемы исследования древнегерманского библейского эпоса в

сопоставительном аспекте

1. Прагматические исследования в диахронической лингвистике

2. Основные единицы анализа

3. Характеристика исследуемых памятников и история их изучения

3.1. «Хелианд»

3.2. «Диатессарон» Татиана

3.3. Вульгата

4. Классификация коммуникативных актов и древнегерманский

* библейский эпос

4.1. Ритуальные и неритуальные коммуникативные акты.

Декларативы
4.2. Побуждающие коммуникативные акты
4.3. Непобуждающие коммуникативные акты
5. Методика исследования
6. Выводы
Глава II. Анализ речевых эпизодов, состоящих из одного речевого акта
1. Ассертивы
2. Интеррогативы
3. Инъюнктивы
4. Реквестивы
5. Комиссивы
6. Эмотивы
7. Адвисивы
8. Декларативы
9. Выводы

Глава III. Анализ комплексных речевых эпизодов
1. Речевые эпизоды, состоящие из двух речевых актов
1.1. Речевые эпизоды, построенные по модели «неассертив +
неассертив»
1.2. Речевые эпизоды, построенные по модели «ассертив +
ассертив»
1.3. Речевые эпизоды, построенные по модели «ассертив +
К неассертив»
2. Речевые эпизоды, состоящие из трех речевых актов
3. Речевые эпизоды, состоящие из четырех речевых актов
4. Речевые эпизоды, состоящие из пяти речевых актов
5. Выводы

Заключение
Библиография

Обращение к углубленному изучению прагматического аспекта речевого общения является одним из свидетельств важного методологического сдвига, который наметился в современном языкознании. Суть его заключается в переходе от лингвистики «имманентной», которая ориентирована на рассмотрение языка как такового, к антропоцентрической лингвистике, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовной и практической деятельностью (Архипов, 2003: 3).
Исследования в сфере прагматики и теории речевых актов можно по праву считать одним из самых актуальных направлений лингвистического анализа на протяжении последних нескольких десятилетий - с того времени, когда центр внимания языковедов переместился с языковой системы на речевую деятельность, когда начинается систематическое изучение высказывания в русле отношений «знаки - люди, которые интерпретируют эти знаки» (Булыгина, Шмелев, 1997: 244).
С конца 70-х годов XX века в качестве самостоятельного направления оформляется историческая прагматика. Одним из основных этапов зарождения этого направления стал германистический коллоквиум, состоявшийся в 1978 году в Цюрихе (Ansätze zu einer pragmatischen Sprachgeschichte, 1980). Это направление выбирает объектом своих исследований письменные памятники, созданные в различные исторические эпохи.
Задача прагмалингвистического анализа текста памятников заключается в первую очередь в решении проблем таксономического характера: необходимо определить тот инвентарь речевых актов, который сложился на определенном этапе исторического развития языка.
Дальнейшей задачей является построение диахронической вертикали изменения системы речевых актов на разных этапах существования языка. Однако изучение речевых актов не является самоцелью, поскольку они
потребуешь половину моих владений, половину моего королевства, то я и это сделаю, и пусть будет так» (Hel XXXIII, 2750-2759).
Конечно, обещание как таковое относится к комиссивам - адресантно-инициирующим речевым актам, о которых речь пойдет ниже. Однако заключительные слова этого эпизода наводят на мысль, что перед нами -ритуал подтверждения обещания, который в этих словах и совершается. Парентеза в середине РЭ является своеобразным маркером иллокутивной силы высказывания, не образуя, следовательно, декларатива, тогда как завершающие РЭ слова такой функции лишены уже в силу своей позиции в высказывании.
Иначе дело обстоит в древневерхненемецком и латинском тексте. Татиан, точно следуя евангелию от Матфея, изображает эту сцену так:
(56) «biti fon mir thaz thü uuili, inti ih gibu thir. Inti gisuuor iru, thaz so uuaz so thü bitis so gibu ihthir, thoh thoh h alftanöd mines rihhes» «Проси от меня, чего хочешь, и я дам тебе. И поклялся ей, что то, что ты просишь, я дам тебе, пусть даже и половину моего королевства» (Tat 79,5). - (5в) «pete а те quod vis et dabo tibi et iuravit illi quia quicquid petieris dabo tibi licet dimidium regni mei» «Проси у меня, что хочешь, и я дам тебе. И принес клятву ей, что все, что ты ни попросишь, [я] дам тебе, пусть и половину царства моего» (Мс 6,22-23).
У Татиана и в Вульгате одному РА в «Хелианде» соответствуют два РА. Кроме того, в этих памятниках во втором РА можно наблюдать своеобразный переходный случай: с одной стороны, перед нами персонажная речь, с другой - авторская, что выражается в использовании местоимения второго лица и в обращении к гипотаксису с главным предложением, где подлежащее называет говорящего, а сказуемое стоит в 3 л. Представляется возможным отнести придаточные предложения к персонажной речи, так как для косвенной, авторской речи существенным признаком является, по словам Л.Р.Зиндера- и Т.В.Строевой, «изменение лица глагола, а также местоимений личных и притяжательных» (Зиндер, Строева, 1957: 314), отсутствующее в данном случае. Однако в отличие от РА в «Хелианде» в рассматриваемых примерах нет элемента, который можно было бы соотнести со словами,