Советская идеологическая языковая картина мира: субъекты, время, пространство : на материале заголовков газеты "Правда" 30-40-х гг.

• Автор: Шкайдерова, Татьяна Викторовна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Омск
• Количество страниц: 237 с.

ГЛАВА 1 .ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА

1.1 Идеологическая языковая картина мира и ее операциональные единицы

1.1.1. Концепт-канон

1.1.2. Ключевые слова

1.1.3. Прецедентно-стереотипные и ритуальные единицы

1.2. «Тоталитарный язык - советский идеологический дискурс» как родовидовая корреляция

1.2.1. Тоталитарный язык и дискурс

1.2.2. Функции тоталитарного языка

ВЫВОДЫ

ГЛАВА 2. СОВЕТСКАЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА: СУБЪЕКТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

2.0. Вводные замечания: Методика описания

2.1. Зона СВОИХ: СОВЕТСКИЙ НАРОД
2.1.1. Концепт СОВЕТСКИЙ НАРОД: виды идентификации
2.1.1.1 .Гендерная идентификация: мужчина - женщина
2.1.1.2.Возрастная идентификация: старость - молодость; взрослый - ребенок
2.1.1.3.«Национальная» идентификация:
советский - несоветский
2.1.1.4.Статусная идентификация (профессия /класс): интеллектуальная сфера - физическая сфера
2.1.1.5. Позиционная идентификация (этакратическая): субъект - гиперсубъект (Вождь)
2.2. Зона ЧУЖИХ: ВРАГ

2.2.1. Внутренний Враг
2.2.2. Внешний Враг: глубинный пласт представлений
^ как инвариант образа Врага
2.2.2.1.Образ врага «Германия»
как вариант генерализованного Врага
2.2.2.2. Образ врага «США»
как вариант генерализованного Врага
ВЫВОДЫ
ГЛАВА 3. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
3.1. К определению понятия «пространство»
^ 3.1.1. Внутренне пространство
3.1.2. Внешнее пространство
3.2. К определению понятия «время»
3.2.1. Внутренне время
3.2.2. Внешнее время
ВЫВОДЫ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

О «языке власти», механизмах манипулирования сознанием и о речевой агрессии написано множество работ. В рамках данной проблематики анализируется использование языка в тоталитарном обществе. Особенности этого языка, связываемого с эпохой партийной диктатуры, фиксируются в работах как отечественных лингвистов (Земская 1991; Карцевский 1923; Кронгауз 1993; Крысин 1994; Купина 1995; Ромашов 1995; Селищев 2003 и т.д.), так и зарубежных (Weis 1998; Clovinski 1991; Corten 1992; Серио 2002 и т.д.). Несмотря на то что этот феномен имеет более чем полувековую традицию изучения, данная тема до сих пор актуальна.
Актуальность исследования определяется следующими факторами:
1. Ревизионистское направление в изучении советской эпохи.
В российской науке это в первую очередь связано с тем, что «советское» прошлое переживает вторую волну осмысления: негативизм уступил место рационализму. Думаем, что именно рациональной является точка зрения, согласно которой лингвистические механизмы «новояза» не новы для русского языка, т.е. не являются уродливым порождением Совдепии, а появились раньше (и не только в России) и продолжают существовать и в современном политическом дискурсе (ср. современные номинации «русояз», «украяз», «постновояз»). Как отмечает Д.М. Фельдман, созданный советскими идеологами язык по-прежнему актуален, от него не отказываются ни сторонники этой идеологии, ни ее противники [Фельдман 2006: 13]. Исходя из этой пресуппозиции (неразрывность советской языковой традиции и современного языка власти), некоторые исследователи полагают, что как в СССР, так и в современной России применяются мифологические технологии управления массовым сознанием. Поэтому советская мифология представляет интерес для специалистов многих отраслей современного научного знания. Так, в конце XX века даже появилось новое научное течение - политическая мифология, изучающее взаимосвязи мифологического восприятия с политическим мышлением и практикой, опыт создания целостных мифов в ситуации домилогии» (Л. Альтюссер) средствами языка в форме активации (побуждения к действию), интердикции (запрета), дестабилизации (рассогласования, нарушения деятельности) [Брудный 1988]. Говоря о дестабилизации, имеют в виду свойство политического дискурса удваивать социальную реальность, создавать реальную инстанцию и ее образ, характеризующийся завуалирован-ностью и неясностью [Базылев 1999]. На это свойство указывает Е.И. Шей-гал, констатируя в политическом дискурсе наличие двух противоположных тенденций - к понятийной точности и к смысловой неопределенности. Смысловая неопределенность рассматривается как важнейший инструмент манипулирования сознанием реципиентов, реализующий ряд стратегий, таких как стратегия вуалирования нежелательной информации и стратегия мистификации, связанная с сокрытием истины и сознательным введением в заблуждение. К средствам создания и поддержания смысловой неопределенности в политическом дискурсе Е.И. Шейгал относит не только специфические номинативные единицы, но и такие речевые акты, как прогнозы, предположения, выражение сомнения, намеки, слухи и пр. Смысловая неопределенность обусловливает эзотеричность как одно из характерных свойств политического дискурса и стимулирует прогностическую деятельность реципиентов [Шейгал 2000: 116].
Суммируя вышеизложенное, мы определяем тоталитарный язык (или язык власти) как видовую корреляцию институционального статусноориентированного языка/дискурса, которая сводится к образцам вербального поведения, верифицированным в сфере политической коммуникации, а поэтому имеющая ярко выраженный идеологический характер. Отметим, что советский идеологический дискурс, первоначально обслуживающий сферу однонаправленной политической коммуникации (партия-народ), благодаря социальной ситуации и, в частности, опосредованности средствами массовой
информации, смог проникнуть во все сферы коммуникации. При этом мы

подчеркиваем особую роль СМИ как универсального агента политической