Журнал "Московский наблюдатель" в 1835-1837 годах. Историософские взгляды русских шеллингианцев

• Автор: Гнеденко, Вячеслав Михайлович
• Шифр специальности: 10.01.10
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 205 с.

Глава первая. ПРОБЛЕМАТИКА ЖУРНАЛА «МОСКОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ» И ЕГО МЕСТО В СИСТЕМЕ ПЕЧАТИ 30-Х ГОДОВ
Глава вторая. РОЛЬ «ФИЛОСОФИЧЕСКИХ ПИСЕМ" ЧААДАЕВА В ВЫРАБОТКЕ СОБСТВЕННОЙ ИСТОРИОСОФСКОЙ КОНЦЕПЦИИ "НАБЛЮДАТЕЛЯМИ"
Заключение

Библиография
Актуальность исследования. Изучение полемики между основными российскими изданиями середины XIX столетия и анализ деятельности первой редакции журнала «Московский наблюдатель» нам представляется весьма актуальным, прежде всего потому, что именно в те годы решался вопрос: будет ли меняться структура российского общества и в каком направлении. Несомненный интерес представляет сделанный впервые монографический анализ «Московского наблюдателя».
Раскол российского общества, начатый при Алексее Михайловиче, усиленный революционными преобразованиями Петра I и завершенный Екатериной II, мог быть преодолен. России представлялась возможность снова стать самобытным государством и не повторять роковых ошибок западноевропейских соседей. Парадокс, по нашему мнению, заключается в том, что на путь переворотов страну фактически толкнуло само правительство Николая I, не допустившее к общественной практике созидателей по своей природе русских шеленгианцев - государственников. Оригинальные идеи русских философов не были тогда востребованы обществом, однако мы убеждены, что и сегодня они представляют собой интеллектуальное достояние нации.
Много лет спустя после прекращения издания «Московского наблюдателя» И. Киреевский, опровергая обвинения западников в свой адрес в якобы неоригинальности высказываемых им мыслей, писал, что «составить убеждение из различных систем нельзя, как вообще нельзя составить ничего живого. Живое рождается только в жизни... Теперь каждый должен составить себе свой собственный образ мыслей, а следовательно, если не возьмет его из всей
совокупности жизни, то всегда останется при одних книжных фразах». («Москвитянин», 1845, №3, С. 29).
Мнение это, кстати, разделялось большинством сотрудников «Московского наблюдателя» и примыкавшего к ним в 30-е годы П. Я. Чаадаева. Дискуссия вокруг философических писем последнего хотя и была официально запрещена, имела место в кругу московских любомудров еще за долго до публикации их в «Телескопе».
Если мы стремимся выстроить связную историю журналистики XIX века, центр внимания исследователей; на наш взгляд, должен переместиться от изучения верхнего слоя журналистики к ее глубинным пластам, от изучения индивидуальности журналиста к изучению групп, представляющих известные движения. Ибо важны не только отличия одного издания от другого и борьба между ними, но и общие их черты, позволяющие говорить о «течениях» и «направлениях» более дифференцированно. «Литературное течение - это река с неровным дном, отдельные неровности которого выступают над водой как острова: острова - это творчество крупных писателей; подножие их охвачено общим течением. Тем не менее, все авторы сродни холмикам и буграм, по разным причинам поднявшимся или не поднявшимся на поверхность быстро текущей реки» (157, С.7)*. На наш взгляд, то, что писал А. И. Белецкий в отношении литературы справедливо и по отношению к журналистике, ибо журналистика, по крайней мере, в XIX веке почти целиком охватывала литературу. На примере сотрудников «Московского наблюдателя» можно утверждать, что порою высокие горные кряжи остаются под толщей воды реки забвения.
*3десь и далее ссылка на то или иное издание будет обозначать номер, под которым он находится в библиографии, том и страницу.
Однако заинтересованным лицам из числа читателей «Наблюдателя», без сомнения, было - все понятно. Постараемся пояснить это выдержками из статьи.
На странице 43 первого номера журнала читаем: «Все суждения наши о ходе, успехах и затруднении промышленности сводятся к тому: в каком соотношении состоят живые силы человека к природе. И нельзя ли им дать устройство лучшее, плодотворнейшее?» В подтексте вполне явственно просматривается: - не пугайтесь, сиятельнейшие читатели, - существующие отношения тоже неплохи, вполне приемлемы. Да только автор печется о лучших. И всего-то. Ну а что, собственно, мешает?- закономерен следующий вопрос. И автор тем же смиренным тоном продолжает, вернее, произносит в той же убаюкивающей тональности потрясающие для тогдашнего режима откровения: «Трудность в том, что (...) одни не искренни, другие жадны.» («М.н.», 1835, ч. 1, С.44).
Может быть впервые в отечественной журналистике свободное и даточное сословия, ставятся на одну доску, а автор одновременно обличает и землевладельцев и земледельцев. Обличает в отсутствии доброй воли к общественному согласию, в эгоистическом желании всех и каждого «тянуть одеяло только на себя»: «одни, - разъясняет редактор журнала, подразумевая помещиков,- не хотят делать задатков, не имея ввиду немедленного возвращения их лихвенно, другие (т.е. крестьяне - В.Г.) не могут дождаться, пока им дадут эти задатки (речь, естественно, идет о земле - В.Г.), жадно рвутся за ними, пугая благонамеренность наглым, угрожающим беспорядком» (Там же С.43).
Андросов хладнокровно прогнозирует ситуацию, которая неизбежно должна была возникнуть в России, прозрачно намекая на зарождение в нижней части общественной пирамиды радикальных