Художественная словесность и реальность : документальное начало в отечественной литературе XX в.

• Автор: Местергази, Елена Георгиевна
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 246 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение

Глава I. Документальное начало в отечественной литературе XX в.

1.1. Причины «пробуждения» факта и предпосылки развития «документальной» литературы в XX в

1.2. О терминологии

1.3. О «документальных» жанрах

Глава II. Правда факта и специфика художественной образности в «документальной» литературе.

2.1. Достоверность / недостоверность факта как

теоретико-литературная проблема

2.2. Специфика художественной образности

Глава III. «Образ автора» в «невымышленной» прозе.

3.1. «Образ автора»: основные концепции в отечественной литературной теории XX века
3.2. «Образ автора» в «невымышленной» прозе
Глава IV. «Наивное письмо» в литературе конца XX в
художественная реальность
Заключение
Библиография

ВВЕДЕНИЕ
Понятия «литература» и «реальность» относятся к тем основополагающим категориям, с которых начинаются любые теоретические построения в области изучения художественной словесности. В разные эпохи, а иногда и в пре-. делах одной эпохи, эти понятия трактовались различным образом. Так, например, сама постановка вопроса - факт или вымысел — имеет существенное значение для человека Х1Х-ХХ столетия. Для предшествующих периодов различие между реальностью и вымыслом не столь существенно: более того, литература, описывающая жизнь вымышленных персонажей, зачастую воспринималась как самая настоящая реальность.
Объем понятий «литература» и «реальность» исторически изменчив. Очень долгое время под литературой понималась исключительно изящная словесность, и лишь в XIX веке, с развитием реализма, границы такого представления начали размываться. Заговоривший «сам по себе» факт неожиданно расширил пространство художественности, ибо оказалось, что книга может быть написана хорошо принципиально не писателем, и писатель может создавать шедевры не только на основе вымысла. В XX веке для теоретика культуры становится очевидным, что «весьма поспешным было бы утверждение, будто наука о литературе имеет дело со словом литературным, поэтическим, творческим, со словом литературы, поэзии. Ограничительное в таком утверждении пока не оправдано: есть такие эпохи истории литературы, в применении к которым понятие литературного расширяется и распространяется на все написанное вообще, и молено задаться вопросом, не верно ли было бы распространять его во всех случаях» [Михайлов, 2001: 250].
Под «действительностью» те или иные художники могут также понимать не одно и то же, именно поэтому наукой о литературе эта категория в каждом отдельном случае должна рассматриваться специально. В художественном произведении «реальностью» может представать 1) нечто действительно сущее, видимое глазом и воспринимаемое на слух, наконец, подвластное осязанию, т. е. нечто, соответствующее реалиям быта; 2) нечто, не исчерпывающееся види-
мым и осязаемым, относящееся к сфере не быта, но бытия; 3) нечто из области фантазии, чистого вымысла, не опирающегося ни на какие жизненноправдоподобные реалии.
Литература и реальность существуют в неразрывном единстве. Не только из реальности произрастает литература, но и художественная словесность способна моделировать действительность. С этим напрямую связано такое явление культуры, как жизнетворчество. Оскар Уайльд, одним из первых, обратил внимание на особую форму взаимоотношений искусства и жизни, отметив, «что не столько природа обусловливает красоту художественного произведения, сколько художник является истинным виновником красот природы. Англичане только тогда стали гутировать красоту лондонских туманов, когда гениальный Тернер выявил ее суть на своих бессмертных полотнах. Уайльд смело заявляет, что великие художники воплощают в своих произведениях не современное им общество, а то, которое живет после них» [Евреинов, б. д.: 22]. Нечто сходное высказывает и А. С. Суворин, замечая об И. С. Тургеневе как о «модном писателе»: «Его романы - это модный журнал, в котором он был и сотрудником, и редактором, и издателем. Он придумывал покрой, он придумывал душу, и по этим образцам многие россияне одевались...» [Суворин, 1923: 89].
Начиная с ХУШ века еще один аспект взаимоотношений литературы и реальности, связанный с проблемой отражения общественной жизни в искусстве, становится актуальным. Литература становится важнейшим инструментом идеологического воздействия. В свою очередь и всякий анализ художественных произведений так или иначе оказывается не свободным от мировоззренческих установок исследователя. Таким образом, взаимоотношения литературы и реальности включают в себя целый спектр проблем, тесно связанных между собой и исторически обусловленных.
Выбор темы и актуальность диссертации определяются принадлежностью обозначенного в заглавии материала к кругу коренных, наиболее важных вопросов науки о литературе, мало изученных. В то время как наиболее значимые формы взаимодействия художественной словесности и реальности находи-

— «неуклонно нарастающее в литературе XX века расщепление, поляризация вымысла и правды, зачастую столь мирно неразлучных в бальзаковско-натуралистическую пору» [Великовский, 1966: 200];
— интенсивность современной жизни и способность факта (документа), пробивая существующий штамп, «дать выход таланту самой жизни» [Палиев-ciaiii, 1974: 95];
— факт (документ) — «это нечто открытое, открытое для твоего свободного осмысления, нечто противоположное замкнутой в себе авторской концепции» [Павлова, 1966: 188];
— факт (документ) «берет на себя большую часть промежуточной работы, которую писатель раньше должен был выполнять один» [.Палиевский, 1974: 90] и т. п.
Но главная причина все-таки кроется не в неких, что называется «технических», возможностях факта (документа) в организации художественного целого, а в его способности реализовывать ту важнейшую и труднейшую задачу, которая носит всеобщий (всемирный) характер и выдвигается на первый план в литературе XX века. Суть этой задачи, наверное, сам того не ведая, еще в 1915 году прекрасно сформулировал М. М. Пришвин: «Дело человека высказать то, что молчаливо переживается миром. От этого высказывания, впрочем, изменяется и самый мир» [Пришвин, 1989: 105].
Опора на факт, на документ становится важнейшей составляющей творческого «инструментария» для писателей XX века, воспринимавших литературу как поприще высоко нравственного служения. «Русская действительность XX в., ставшая предметом изображения в прозе Солженицына и Шаламова, была столь страшна, что потребовала к себе нового этического подхода. С точки зрения Варлама Шаламова, она нуждалась не в традиционном эстетическом преображении, но, скорее, в эстетическом изживании. Писатель мыслил себя не столько художником, сколько свидетелем, и отношение к литературе у него складывалось иное: он ставил перед собой задачи не эстетические, а нравственные и полагал, что для него “овладение материалом, его художественное пре-