Писатель в теории литературы : Проблема самоидентификации

• Автор: Есин, Сергей Николаевич
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 467 с.

РАЗДЕЛ 1. Писатель в теоретико-методологическом освещении.

Глава 1. Концепция писателя в теориях литературы: историкотеоретический подход

Глава 2. Мир реальный и мир глазами писателя: действительность в документах и в литературе

Глава 3. Самоидентификация писателя как теоретическая проблема

РАЗДЕЛ 2. Тезаурус писателя: опыт самоидентификации

Глава 1. Писатель: личность и образ жизни

§ 1. Общий взгляд

§ 2. Автомифология

§ 3. Писатель

§ 4. Старый писатель

§ 5. Мастерская. Приемы и методы

§ 6. Писатель как психолог
§ 7. О таланте
Глава 2. Писатель и литература
§ 1. Общий взгляд на литературу
§ 2. Реализм и модернизм
§ 3. Слово
§ 4. Стиль
§ 5. Язык
§ 6. Сюжет
§ 7. Рассказ
§ 8. Роман
§ 9. Пьеса
§ 10. Дневники и мемуары
§ 11. Писатель и критика
Глава 3. Писатель и общество
§ 1. Литература и общество
§ 2. Цензура и писатель
§ 3. Учителя и ученики
РАЗДЕЛ 3. Самонаблюдение писателя за литературной работой
Глава 1. Автор — литература — жизнь
Глава 2. Романы. Отблески времени
Глава 3. Писатель как сочинитель в жизненных контактах: автомикронаблюдение
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В характере писателя (имеются в виду его профессиональные свойства) есть желание что-то узнать о себе. Как это делается? Что находится за закрытой дверью, как возникает мир, который писатель, как гусеница шелкопряда, выдавливающая шелковую нить, вынимает из себя? Наверное, уже не требует доказательств, что писатель не просто «списывает» мир и окружающее, ведь практически и списать-то невозможно, потому что прикосновение к слову, расстановка слов в определенном порядке уже несут некий субъективный момент. Творчество писателя — это как бы микс из его собственных сновидений и обрывков той объективной реальности, которую писателю удалось охватить, та самая реальность, прошитая фантазиями. Обычно писатель остро прозревает феноменологию собственного творчества, позывы к нему и мотивы, которые он сам не всегда может обосновать
Почему так или иначе? Что диктует тот или иной эпитет: компьютерный подсчет или некий внутренний импульс? Писатель рано задает себе вопрос: как это все получается? Существует хрестоматийное замечание Анны Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда, как подорожник у забора, как лопухи и лебеда». Но ведь не только из сора. В строительство идет и философия, и последние достижения филологии, и отголоски политических дискуссий, и художественных мнений, наконец, даже ошибки и оговорки жизни могут стать определенными ходами и ступенями творчества. По своему характеру и образу деятельности писатель, как, впрочем, и любой деятель искусств, склонен к рефлексии, к «дрожанию» выбора, к излишним вопросам не только относительно самой материи, не только относительно словесной данности, но и по поводу того, из чего эта данность состоит и как она трансформируется в процессе творчества. Художник слишком часто за-

Итак, автор сознается, что у героя его первого большого литературного сочинения оказался прототип. Но, собственно, здесь автор, возможно, рвется в открытые ворота, потому что возникает вопрос: какое же литературное сочинение возникало само по себе?
Задолго до знакомства с книгой А. Моруа «О методах работы Пруста»86 автор, который, конечно, знал, что Пруст часто пользовался прототипами в своих сочинениях, знал даже, что свою знаменитую Альбертину он написал со своего шофера, — все же был потрясен той удивительной чувственно-документальной основой, лежавшей под полной, казалось бы, вымыслов, придумок и замечательных образов прустовской эпопеей. Увы, увы! Все здесь полно не счастливых феноменов прустовской выдумки, а счастья прустовской наблюдательности. Конечно, в литературе много и того, что можно было бы назвать счастливой фантазией или счастливой выдумкой, но автору, опирающемуся на свой собственный опыт (а собственный опыт — явление коварное, он всегда настраивает на обобщения), начинает казаться, что все, что мы в литературе полагаем выдумкой и фантазией, — просто еще не познанное литературоведением как первооснова — действительность. То, что мы называем фантазией, цветами гениальной образности, — лишь вышивка на жесткой основе жизни, всего лишь верхняя нить, «узелок», который вяжет гобеленщик. И в этом смысле автор, как он сам себя видит, не представляет никакого исключения, это относится и к этой первой работе его, и далее, вплоть до последнего по времени написания его романа «Смерть Титана», в котором явлена читателю простая документальная основа. Но как автор взорвется, если ему скажут, что это лишь мозаика и компиляция фактов! О нет! Это все пропущено через себя, скоордини86 Моруа А. В поисках Марселя Пруста. — СПб., 2000.