Проблема читателя в эстетике литературного модернизма : Креативно-рецептивные аспекты лекционного дискурса В. Набокова

• Автор: Павлов, Андрей Михайлович
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Кемерово
• Количество страниц: 202 с.

Глава I. Жанровая специфика лекционного дискурса о литературном произведении и проблемы его изучения
Глава II. Феноменология процессов творчества и восприятия в эстетике литературного модернизма: опыт герменевтического прочтения лекции В.Набокова «Николай Гоголь»

§1.Жизнеописание Гоголя как фантасмагорический текст

§2.Визуальный опыт творца

§3.Визуальный опыт читателя

Глава III. Дискурс лекций по литературе и позиция реципиента

§1. Пересказ как дискурсивная доминанта лекций по литературе

§2. «Ощущение деталей» и его дискурсивная репрезентация

§3. Объяснять и показывать в контексте лекционной эстетики

§4. Стратегии изучения художественного произведения в лекциях по литературе и рецептивно-дискурсивный контекст
Заключение
Библиография

Целью предлагаемой работы является осмысление горизонтов деятельности читателя, обусловленных ими стратегий рассмотрения литературного произведения и способов говорения о нём (специфика дискурса) в эстетической рефлексии литературного модернизма.
Интерес к проблеме читателя по отношению к данному этапу развития словесного искусства проистекает из существенных свойств постсимволистского художественного сознания. Если в классической парадигме художественности «творческое поведение» (М. Пришвин) автора мыслится как креативное, то в рамках «неклассического единства художественной культуры» отчётливо осознаётся «внутренне диалогическая (коммуникативная) природа художественного творения»1.
В эстетических сочинениях, принадлежащих самим художникам слова («О собеседнике» О. Мандельштама, «Письма о русской поэзии» Н. Гумилёва, «Книги отражений» И. Анненского, нобелевская лекция И. Бродского), учёт адресата, «собеседника» объявляется важнейшей стороной словесного творчества.
Как отмечает М. Л. Гаспаров, «вся поэтика модернизма оказывается рассчитана на активное соучастие читателя: искусство чтения становится не менее важным, чем искусство писания (курсив наш. - А. П.)»2. Произведение словесно-художественного творчества воспринимается как «единое, но сложное событие», включающее в себя «и его внешнюю материальную
1 См. подробнее об этом: Тюпа В. И. Постсимволистские эстетики адресованности // Дискурс. 2002. №10. С. 6- 13.
2 Гаспаров М. Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890 -1917. Антология. -М., 1993. С. 42.

данность, и его текст, и изображённый в нём мир, и автора-творца, и слушателя-читателя» (М. М. Бахтин). Литературное произведение рассматривается как высказывание, обращённое от автора-творца к читателю-слушателю, а потому нуждающееся в адекватно реагирующем на него сознании. Другие аспекты «сложнособытийной природы» литературного произведения оцениваются как осуществляющие интерсубъективную эстетическую реальность.
Очевидно, что эстетический интерес к проблеме читателя вызван пересмотром творческих принципов классической художественности 19 века. По замечанию А. М. Зверева, в модернистской эстетике происходит разрушение свойственного классической эстетике принципа «миметической референциальности», вызванное кризисом «позитивистского миропонимания»1. Основой модернизма является не столько изображение действительности в многообразии объективных связей, сколько её «преломление» в индивидуальном сознании» (см., например, анализ одного из фрагментов романа Вирджинии Вульф «Поездка к маяку» в работе Э. Ауэрбаха «Мимесис», в котором целостный образ бытия отсутствует, вместо этого осуществляется игра многочисленными точками зрения, что требует, несомненно, активной рецептивной деятельности читателя по своеобразному «собиранию» этой реальности в своём сознании2). Творческой задачей художника, таким образом, становится не столько сотворение мира, аналогичного реальному, сколько воздействие на сферу восприятия адресата.
Для модернизма свойственно представление о дробности жизни. Как пишет А. М. Зверев, «ситуация отчуждённости, с которой человек сталкивается и в общественной, и в частной жизни, убеждаясь в невозможности реального взаимодействия и диалога с другими»3 - одна из ключевых в модернистской
1 Зверев А. М. Модернизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2002. С.570.
2 Ауэрбах Э. Мимесис. - М., 1978. С. 516 - 564.
3 Зверев А. М. Модернизм...С.568.

Письма рассматриваются не как документы-«стенограммы» личной
биографической жизни, а как стилистические заготовки к будущим
произведениям писателя. По стилю письма напоминают известные
«второразрядные» повести того времени. Все документы подвергаются
сомнению в своей подлинности и трактуются как результат вымысла Гоголя, а следовательно, они не могут вызывать доверия у читателя.
При таком подходе биография Гоголя лишается целостности. В её пределах возникают многочисленные пустоты и зияния. Биография Гоголя предстаёт как совокупность загадок, отгадок на которые в лекциях не предлагается.
Образ пустоты также «обыгрывается» в интерпретации псевдонима Гоголя. «Главы исторического романа подписаны «0000». Четвёрка нулей, как говорят, произошла от четырёх «о» в имени Николай Гоголь-Яновский. Выбор пустоты, да ещё и умноженной вчетверо, чтобы скрыть своё «я», очень характерен для Гоголя» (ЛРЛ, 49).
В гоголевской биографии часто складывается такая ситуация, когда одно действие, одна причина отменяет другую, так что в сумме они не приводят ни к какому ощутимому результату.
«Мы читаем, как, обсудив с позиций провидения порочную действительность русского бюрократизма, он тут же прибегает к этому же провидению, чтобы оно подтвердило его собственную выдумку» (ЛРЛ, 46).
Стремление к святости аннулируется безудержной творческой фантазией Гоголя, не предполагающей метафизического измерения. «Призыв к провидению или, вернее, странная склонность <...> объяснять Божьим промыслом любой свой каприз или случайное событие <...> также очень характерны и показывают, какой насыщенной творческой фантазией (а потому метафизически ограниченной) была религиозность Гоголя и как мало он замечал столь страшившего его дьявола, когда тот подталкивал его руку со строчившим без устали пером» (ЛРЛ, 46).