Поэтика романов Томаса Пинчона

• Автор: Лало, Алексей Евгеньевич
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 181 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение.
Глава 1. Поэтика Пинчона: истоки и параллели.
Раздел 1.1. Творческая программа Томаса Пинчона.
Раздел 1.2. Эдвардс — Эмерсон — Пинчон: к вопросу о преемственности.
Глава 2. Раннее творчество Пинчона (60-е годы).
Раздел 2.1. Роман «V.» как «учебник по выживанию».
Раздел 2.2. «Лот 49» или искания молодой
калифорнийской домохозяйки.
Глава 3. «Радуга гравитации» как основной постмодернистский труд Пинчона.
Раздел 3.1. В «Зоне» открытых возможностей: темы и мотивы романа.
Раздел 3.2. «Конец истории»: современные прочтения романа.
Раздел 3.3. Анатомия или мениппея: «жанровая память» постмодерниста.
Глава 4. Творчество Пинчона в 1990-е годы: «пародия на мениппею».
Раздел 4.1. «Вайнленд» или «Америка нашего детства»: как
спасти американскую мечту?
Раздел 4.2. «Мэйсон и Диксон»: сон Британии о свободе.
Заключение.
Библиография.

Введение
Томас Раглз Пинчон (род. в 1937 г. в Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк) — современный американский писатель-экспериментатор. Он живет и работает в Сохо на Манхэттене. Особенность «общественного поведения» этого писателя проявляется в том, что он избегает любых контактов с журналистами и критиками с момента публикации его первого романа, т.е. в течение 38 дет. Его уединенность и даже засекреченность места проживания стали причиной многих споров и пересудов. В североамериканской литературной среде имя Пинчона окружено мистификацией.
Пинчон — одна из самых загадочных и неоднозначных фигур среди «живых классиков» американского «высоколобого» постмодернизма. Автор всего лишь пяти романов, сборника юношеских рассказов, считанных эссе и рецензий, он ни разу не комментировал своих произведений, не раскрыл ни одной загадки своего творчества. Пинчона сложно причислить к популярным в США или Западной Европе авторам; скорее, речь может идти о его известности в достаточно широких кругах университетской сферы и других интеллектуалов. Хотя ни один из его романов за исключением последнего на сегодня, «Мэйсона и Диксона», не был бестселлером, каждый из них появлялся неожиданно и мгновенно становился крупнейшим событием в американской словесности и литературе высокого постмодернизма. В послевоенной американской литературе Томас Пинчон занял видное место в группе авторов (своего рода литературной элиты), чья поэтика строится на необычайно богатой эрудиции и острейшей аналитичности (в этом ряду можно назвать еще Уильяма Гаддиса, Джона Хоукса и немногих других).
Основная тематика творчества Пинчона глубоко укоренена в интеллектуальной и литературной истории США. Его прямыми предшественниками и учителями в разной степени являются Ральф Уолдо Эмерсон, Герман Мелвилл, Генри Адамс, Ф.С. Фицджеральд, Норберт Винер, Норман О. Браун, Маршалл Маклюэн. Кроме того, еще в начале 60-х гг. его увлекли именно те аспекты информационной и кибернетической революции, которые впоследствии привели к созданию Интернета и других современных средств коммуникации. Некоторые исследователи, например, считают почтовую империю Три-стеро из романа «Лот 49» прообразом World Wide Web и электронной почты. В любом случае, совершенно понятно, что Пинчон причастен к формированию современных понятий о Cyberspace («киберпространство») и Multi-Media («мультимедиа»). Он оказал значительное влияние и на такой жанр литературы США, как киберпанковский роман (Уильям Гибсон, Нил Стивенсон и др.). Наконец, ему многим обязаны такие мастера американской литературы, как Том Роббинс, Дон ДеЛилло, Тим О’Брайен и другие авторы,

имена которых уже достаточно известны в странах бывшего СССР. Из популярных в нашей стране американских писателей, которые близки Пинчону тем, что подвергают ироничному анализу сложные отношения людей с достижениями науки и техники, следует назвать и Курта Воннегута.
Русскоязычного читателя может заинтересовать то, что одним из учителей писателя был Владимир Набоков, лекции которого Пинчон посещал в Корнеллском университете в конце 50-х гг. Оба автора принадлежат к традиции экспериментальной прозы, и между их творчеством есть переклички и некоторая преемственность.
В бывшем СССР о творчестве Пинчона в самое последнее время становится известно все больше и больше. На русском языке изданы ранние романы («V.» и «Лот 49») и рассказы писателя (издательство «Симпозиум», 2000 г.) Кроме того, роман «V.» был также переведен и опубликован в издательстве «Амфора» (также в 2000 г.). Его ранний рассказ «Энтропия» появился в журнале «Иностранная литература» в 1996 году. Отрывки из романа «Радуга гравитации» не так давно звучали на волне радио «Свобода». Читатели могли также узнать о высоких оценках творчества Пинчона из книг, статей и интервью Ричарда Рорти, Джона Фаулза, Салмана Рушди, Умберто Эко, Корнела Уэста, Харолда Блума и других деятелей литературы и науки США и Европы.
Необходимо вкратце коснуться тех критических работ, в которых затронуто и анализируется творчество Пинчона. В странах бывшего СССР о Пинчоне писал, в частности,
А.М. Зверев («Иностранная литература», №3, 1996). В предисловии к переводу рассказа «Энтропия» ученый подчеркивает значимость творчества Пинчона в постмодернистской литературе США, прослеживает его эволюцию от романа к роману, а также уделяет значительное внимание биографическим деталям и «коммерческому поведению» писателя. Я разделяю точку зрения А.М. Зверева о важности поэтики Пинчона на современной литературной арене США, но не вполне согласен с его подходом к трактовке взаимоотношений «Пинчона-человека» и «Пинчона-писателя».
Надо сказать, что стиль жизни (уединенность, узкий круг общения, окружающая его таинственность) и коммерческое поведение (отсутствие саморекламы, уклонение от контактов с прессой, отказ от комментирования собственных произведений) Пинчона-человека являются уникальной попыткой подчинить свою жизнь развиваемым в творчестве идеям. А.М. Зверев видит в этом лишь некую коммерческую уловку (как бы утверждая, что «отсутствие саморекламы — это тоже самореклама»1) и склонность к мистификации. Мне думается, что на самом деле Пинчон строит свою жизнь на тех самых северо-
1 См. подборку материалов о Пинчоне в журнале «Иностранная литература», 1996, №3.

или V-girls, жаргонное именование американскими моряками 50-х гг. юных девушек, флиртовавших с ними во время их самовольных отлучек на берег или увольнительных, но старавшихся казаться ни шлюхами, ни монашками, т.е. не заходить слишком далеко54. Именно такой режим поведения, выпадающий из дихотомий и бинарных противопоставлений, мог заинтересовать Пинчона, который сам в то время служил в военном флоте.
При рассмотрении персоны (или персон) V. следует иметь в виду, что хотя Пинчон и ставит своей целью придать ей демиургический статус злорадной богини, наблюдающей за дегуманизацией истории, а также деструктивно вывернуть наизнанку архетип «великой матери» К.-Г. Юнга, он использует массу источников, в которых образ плодородной благотворительной женственности рассматривается с позитивной точки зрения — как питающей и жизнеутверждающей силы, которая одушевляет космос и поддерживает нашу связь с ним. Пинчон своей «негативной поэтикой» подвергает сомнению утверждаемый данным архетипом гуманизм, центральное место человеческого начала в процессах природы и истории. Его V. предстает как «злое» божество, пустота в облачении богини, являющаяся гением исторического процесса, который управляется случайными и морально нейтральными (аморальными) силами55. Основное место среди таких источников занимают книги Генри Адамса (1838-1918) - в особенности, роман «Воспитание Генри Адамса» (1918).
Многие критики подробно рассмотрели эту связь Пинчона с книгами Адамса. Еще в раннем рассказе «Энтропия» (1960) Пинчон создает образ главного героя Каллисто как своего рода пародийного Генри Адамса 50-х гг56. Теория исторического процесса Адамса предсказывает энтропическое падение в хаотическую дегуманизированную нейтральность. Такой упадок показан в виде метаморфозы жизнеутверждающей Девы в жизнеотрицающую динамо-машину. Пинчон стремится персонифицировать последнюю как гротескное подобие первой — механизированный апостол беспорядка и смерти. Тем самым он получает возможность включить в один-единственный символ все стадии обесчелове-чивания или дегуманизации, каждая из которых находится под эгидой соответственной выродившейся богини. Это весьма нестабильный по структуре символ, который беспрерывно отображает крайности божественно санкционированного единства и демонически санкционированного хаоса, — и поэтому становится идеальным средством для гностической пародии. В разнообразных формах он доминирует в романе, начиная с аллюзии на дантовскую Беатриче на 3-й странице и к образу Астарты — на последней. Роман являет-
54 Palladino, р. 63-67.
53 Reed, р. 51-89.
56 «Неспособный ученик», р. 81-98.