Эпопея С. Н. Сергеева-Ценского "Преображение России" в культурно-аксиологической парадигме русской литературы

• Автор: Хворова, Людмила Евгеньевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Тамбов
• Количество страниц: 364 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. Эпопея С.Н. Сергеева-Ценского «Преображение России» как целостная художественная структура (особенности архитектоники, история создания и изучения)

Глава 2. Культурно-аксиологический генезис «Преображения России»: контур проблемы

Глава 3. «Теория прозы» «Преображения России»

Г лава 4. Художественно-философская концепция эпопеи

§1.0 трансформации соборного начала в русской мысли рубежа XIX - XX веков и ее отражения в художественно-философской концепции «Преображения России»

§2. Пасхальный архетип в поэтике “Преображения России”

§3. О полифонии заглавия. Образ России: генезис и истоки Глава 5. Соборная традиция в идейно-поэтическом формировании «Преображения России»: образы, темы, мотивы

§1.0 некоторых особенностях самобытного характера

§2. Изображение войны в эпопее “Преображение России”. Развитие
“русской” и “немецкой” тем
§3. «Свет» и «тень» в эпопее «Преображение России». Образы-символы «вода» и «земля»
§4. «Игра» как «апостасийный» мотив в художественнофилософском пространстве «Преображения России»
Заключение—.
Примечания
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
В настоящее время перед академическим литературоведением стоит непростая задача восстановления истинной картины истории русской литературы уходящего столетия. Периодически меняющиеся "плюсы" на "минусы" на протяжении едва ли не всего трагического XX века не давали возможности составить всестороннее представление как о литературном процессе в целом, так и о судьбе отдельных писателей, приводили ученых к неизбежному "спрямлению" творческого облика больших и сложных художников.
Сегодня очевидно: отечественная литература, находясь под мощным политическим прессом, несмотря ни на что, продолжала развиваться по своим внутренним законам в русле лучших традиций культуры России, генетически впитав в себя ее нравственные и эстетические нормы и в то же время пребывая в сложной и многоаспектной системе своих открытий.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (1875 - 1958)юдин из выдающихся художников XX столетия, обогативший отечественную словесность яркими открытиями. Без полного знания его творчества невозможно составить подлинное представление об истории русской литературы XX века, по меньшей мере первой его половины.
Творческая судьба писателя сложилась трагично. Его образ был в какой-то мере мифологизирован. Постепенно складывался, детализировался и укоренялся имидж радикального, ярого противника царизма, атеиста, одного из родоначальников литературы социалистического реализма, писателя, окончательно порвавшего с "реакционными" традициями и тем более религиозным духом старой, царской России. Методика создания подобного образа писателя была, кажется, вполне распространенной: игнорирование истинной хронологии и динамики творчества, внеконтекстное рассмотрение
произведений и авторских высказываний, пристрастная заданность интерпретаций, долженствующих отвечать господствующему идеологическому направлению. Объяснялось это не столько давлением со стороны государства, сколько характером самого мышления исследователей, установками мировоззрения, а самое главное - господством научного материализма и позитивистской методологии, не принимавшей всерьез установки, что целостность определяется и духовностью. "Духовный" подход, по словам B.C. Непомнящего, такой, "для которого "позитивные" знания, будучи совершенно необходимыми, в то же время не достаточны, не самодостаточны, но - служебны: как строительный материал или
инструментарий. Методология была атеистическая, то есть принципиально частичная, опирающаяся на такое представление о мире и бытии, в котором сочеталось несочетаемое: с одной стороны, примат слепой материи, стихийно, по случайности, образовавшей разумную жизнь, а с другой -признание порожденных этой же материей "разумных" закономерностей, организующих ее жизнь. Это было в полном смысле слова разорванное сознание (...) порожденная им методология могла готовить прекрасный материал, создавать высококачественные инструменты и даже угадывать некоторые фрагменты целого, но построить здание, - то есть представление, которое могло бы хоть отчасти отвечать масштабам и назначению изучаемого предмета, таинственного в своем совершенстве, - она не могла" [1].
«Разорванное сознание» в случае с исследованием творчества Сергеева-Ценского в конечном счете привело к парадоксу: на фоне многочисленных исследований о его творчестве среди которых немало глубоких, добротных, серьезных изысканий, осуществленных искренними почитателями его таланта, оказалось неуточненным главное - биография писателя, детали жизненного и творческого пути, до сих пор тщательно не выверены художественные тексты, не составлена полная и четкая библиография, не

ширился, он рос от зрителя в даль, и в дали этой чудился такой же ужас до самого горизонта... конца не было ужасу.
Жутко - жизненно сделан был труп одного из ехавших в торпедо: он лежал ничком, скорчасъ, и разбитой головою пришелся в самый низ, и странно вывернута была от локтя перешибленная рука со сведенными пальцами
А бритому шоферу в кепке какой-то малый тоже в кепке протягивал французский ключ, красный от крови, и от этого своего же ключа испуганно пятился шофер.
Очень резок был отразивший молнию серый блестящий кузов торпедо, вошедший в эту часть картины только задней своей стороной... И из-за толстого колеса машины чуть показана была свернутая набок голова с перекошенным ртом.
Третья часть картины была широка и многое вмещала.
Под радугой розово-золотисто-лиловой трудно было с первого взгляда признать тот же широкий русский вид, что и в первых частях.
Большак зарос сухой от засухи травою, и ветлы были срублены какими-то очень тупыми, точно каменными топорами... Села вдали тоже почти не было: несколько редко расставленных изб... Развалина на месте усадьбы, совершенно оголенной, точно и не было около нее сада. Полуоб-горелый торчал еще завод, и труба еще целилась в небо. Обоза не было и стада не было... Летела, криво ставя крылья, большая стая ворон, розовых от радуги. И на переднем плане большая успокоенность: с десяток существ, никуда не идущих, совершенно безгрешных с виду, блаженных. Были почти наги, но, видимо, не стыдились; были почти люди, но в тусклых глазах ни у кого не светилось мысли (так как всякая мысль большей частью грешна, а они были безгрешны). Несколько мужчин, чрезвычайно обросших, несколько женщин простоволосых и растрепанных и трое детей. На одной из женщин бархатная синяя юбка (хорошо был сделан старый вытертый бархат), но ничем не прикрыта загорелая спина и сухие