Творчество Н. И. Колоколова : Своеобразие художественного мира писателя

• Автор: Синохина, Ирина Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Иваново
• Количество страниц: 231 с.

Оглавление
Введение
Глава I. Поэзия и проза 1915-1933 гг
1 .Формирование мифопоэтической семантики в лирике 1915-1918 гг Поэма «Четыре момента» и стихотворения 1920-1922 гг., пародирующие увлечение социально-романтической риторикой политического мифотворчества. «Детский рай» в рассказах 1922-1926 гг. и сб. стихов «Земля и тело». Элементы сказового и экзистенциального повествований в прозе 1922-1932 гг.
2.Двуплановость повествования Н.Колоколова: на материале рассказа «Последние Егоровы».
Глава II. Книга “Мед и кровь” в историко-литературном
контексте 1920-х гг
1 .Христианский подтекст в повествовании.
2.Творческие пересечения с А.М.Горьким.
3.Созвучия повести Н.И.Колоколова с произведениями 20-х гг
других авторов.
Заключение...............................................12
Список литературы
Приложение. Материалы к «Летописи жизни и творчества
Н.И.Колоколова» (1897-1933)

ВВЕДЕНИЕ.
Настоящая работа представляет собой исследование творчества литератора, тексты которого не переиздавались после 1933 года. Нами предпринята попытка прояснить концептуально-художественные искания Н.И.Колоколова, выявить логику развития поэзии и прозы одного из своеобразных литераторов XX века, которому не повезло в исследовательском плане; восстановить по результатам источниковедческих разысканий его творческую судьбу во всех ее зигзагах и достижениях, понять его как органическое целое. Хронологически творчество Н.Колоколова, сохранившееся к началу XXI века в разрозненном состоянии, вмещается в границы 1914- 1933 гг.
С 1915 по 1918 гг. формируется в общих чертах поэтическая утопия, своеобразный «ответ» на «вызов», сделанный войной 1914 г. и революцией 1917 г.
В 1919-1922 гг. идет поиск художественных способов осмысления сути постигаемых исторических перемен.
1923-1928 гг. - период наиболее плодотворного творческого противостояния социально-политическому мифотворчеству, опустошающему национальную ментальность и губительному для родной земли.
1929-1933 гг. - время попыток адаптироваться в условиях творческой несвободы и уход из непоэтической эпохи.
Собранный материал, с нашей точки зрения, позволяет увидеть в творческой судьбе
Н.Колоколова и в историко-литературной картине 20-3 0-х гг. аспекты, до сих пор остававшиеся в тени.
Рассмотрение поэтики, истоков и традиций, своеобразия лирического героя и жанровых признаков, места в литературном процессе, воссоздание творческой биографии дополнит и углубит представления как об общей логике развития русской литературы в первые послереволюционные десятилетия, так и о факторах, воздействовавших на психологию творчества отдельного литератора, не прижившегося на столичной почве в начале 30-х годов.
В литературных справочниках и энциклопедиях о творчестве Н.Колоколова сообщается в характерной для 20-60-х гг. манере: «Не выразил наше восприятие, не показал роль рабочего класса, недостаточно четко выявил свою гражданскую позицию...» (1).
Его произведения печатались в журналах «Красная новь», «Новый мир», «Октябрь». Сборники стихов, рассказов и повестей выпускались издательствами «Земля и фабрика»,

«Федерация», «Основа». Тексты Колоколова включались в такие антологии и альманахи, как «Ровесники», «Недра», «Начало», «Пролетарские поэты первых лет советской эпохи». Не обходила произведения литератора своим вниманием и критика. Правда, А.М.Горький сетовал на вульгарность и малограмотность статей и требовал, чтобы опубликовали его рецензию на роман «Мед и кровь» в «Известиях» и «Правде». Но под разными предлогами Горькому в этом было отказано.
Выразительное самобытное слово Колоколова Горький ставил в один ряд с произведениями А.Фадеева и М.Шолохова (2). «Мед и кровь» переведен на три европейских языка, а на русском дважды издавался в 1928 г. и посмертно в 1933 г. В серии «Дешевая библиотека» Горький рекомендует срочно издать две книги: «Духовенство в России» ' В.С.Каменского и «Мед и кровь» (3), которую он посылает в Японию для лекций о современной русской литературе.
Отзыв Горького, согласно которому Колоколов написал «прекрасную книгу», где нанесен «меткий, крепкий удар гуманизму слабых духом», многократно цитировался историками литературы, но при этом те, кто вспоминал о романе, явно не спешили перечитывать «прекрасную книгу», а прочитавшие боялись сказать очевидное. Художественный смысл книги во многом противоречил горьковской оценке. Возможно, нежеланием обнаружить это противоречие и объясняется то обстоятельство, что она в течение 70 лет не переиздавалась, хотя актуальность ее со временем все более возрастает.
Одной из задач данной работы является анализ раритетной книги, сделанный с той мерой научной корректности, которая исключила бы идеологическую предвзятость. Наш вариант прочтения текста основан на выявлении словесно-речевых доминант прозы Колоколова и учете общей жанрово-стилевой природы повествования, сочетающего сказоволегендарную манеру и притчу, предания и фольклор, взаимопереплетения сказочного и конкретно-исторического времени. Множество смысловых оттенков и семантических вариантов тех или иных сквозных образов образует сложный социально-философский подтекст его произведений. Особенно любопытен для исследования эффект текучести слова, проявляющийся на звуковом, психологически функциональном, ассоциативно-знаковом, лексико-синтаксическом уровнях восприятия текстов Колоколова. Например, интертекстуальность библейских и языческих ассоциаций, заданная образным рядом всего творческого контекста Колоколова: мед - пчела - кровь - молоко - дерево - камень - свеча - чаша - сад - лес - змея - меч - чистилище - свет - тьма - юность - ветхость - плоды - пустота.

И туча пепла солнце не затмила.
Еще кипит, кипит в земной груди
Животная неистовая сила! (34)
Эстетическая, политическая, человеческая позиция автора отлита в поэтическую формулу последней строфы.
В стих. «Плоды» обыденное понятие включено в Слово, образ и библейский, и «житейский». Ликующая гимническая мелодика этого стихотворения естественно сочетается с, казалось бы, несовместимыми объектами воспевания: плотными строками, образами, выпаянными кровью и плотью; весело выпитыми полноструйными днями; запахами густого урожая.
Плоды духовных и физических усилий венчают стихотворение, в центре которого летняя работа растительного и животного мира.
Сердце, как теплые ливни, вберет
Жизни призывы - вблизи, вдалеке
Музыкой сердце нальется - и вот
Рифма висит на упругой строке (35).
Строка в таком контексте ассоциируется со струной, рождающей мелодию ответной любви к жизни, и одновременно вся метафора напоминает ветхозаветное яблоко на древе познания.
В стихотворении «Земля и тело. Стих корнями кровь живоносную сосет...» (36) музыка поющих, как скрипки, мускулов, струнами отзывающегося мозга, пульсирующего в едином ритме с сердцем бытия сердца лирического героя - все сливается в вальсирующую мелодию, но более темпераментную, чем в «Предосени».
Сквозной мотив спаянности «единой крепью» «Земли и тела» наводит на мысль о пагубности разрыва, «разлаженности» между ними - есенинское слово о своем состоянии в первый год жизни в Москве. Наблюдениями за гибелью «друга, который тонет в богеме», делился Н.Колоколов с Д.Семеновским в письмах 1918-1921 г., жалея «талантливого парнюгу» (37).
Возможно, сборник «Земля и тело» (1923) явился реакцией и творческим осмыслением причин внутренней драмы С.Есенина. Во всяком случае при исходной общности ли-