Роман Ф.Сологуба "Творимая легенда" : Проблема художественного синтеза жизнеподобия и условности

• Автор: Глинкина, Наталья Алексеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Ульяновск
• Количество страниц: 150 с. : ил.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Введение
Глава 1. «Совмещение фантастики с бытом» как авторский метод
1.1. Из истории вопроса о взаимодействии условной и жизнеподобной тенденций образотворчества в русской литературе
1.2. Жанрообразующий аспект взаимодействия двух тенденций художественной образности
1.3. Взаимодействие условности и жизнеподобия как структурообразующий принцип
Глава 2. Мифотворчество как субъективно-авторская форма выражения многомирности бытия
2.1. Триродов и Светозарный в авторском мифе об абсолютной личности
2.2. Вечные темы жизни, любви и смерти в мифологическом мире романа
2.3. Миф о тихих детях
2.4. Космогония «по Сологубу» и миф об идеальном устройстве бытия
Заключение
Список литературы

ВВЕДЕНИЕ
Федор Сологуб (Ф. К. Тетерников 1863 - 1927гг) - крупнейший представитель русского символизма, поэт и прозаик, автор таких романов, как «Тяжелые сны»(1892), «Мелкий бес» (1902), «Творимая легенда» (1912), «Заклинательница змей» (1921).
Роман «Творимая легенда» оказался своеобразной программой преобразования несовершенной действительности в мир добра и гармонии, художественной иллюстрацией к творческим исканиям Сологуба, его воззрениям на взаимоотношения искусства и действительности.
Процесс осмысления художественной значимости романа, начавшийся во времена Сологуба, преодолев этапы непонимания и отлученности от массового читателя, продолжается до сих пор. В нем можно выделить два этапа: 1) отзывы на роман современной автору критики (с 1907 - по 1925гг.), 2) исследования зарубежных и отечественных литературоведов второй половины XX в.
Процесс восприятия и анализа романа “Творимая легенда” для современной Сологубу критики был значительно осложнен тем, что самый большой роман Федора Сологуба издавался дважды. При этом первое издание романа охватило 5 лет (с 1907- 1912г.) и представило читателю четырехчастный роман «Навьи чары». Вторая встреча романа с современным автору читателем состоялась в 1914 г. в «сириновском» собрании сочинений Сологуба, где роман назывался по-новому и состоял уже из трех частей.
К тому же сложность восприятия романа усиливалась еще и постоянной возможностью сравнения его с оценкой предыдущих романов Федора Сологуба - “Тяжелые сны” и, прежде всего, “Мелкий бес”.
О “Мелком бесе” (1892-1902) говорили все: и политики, и реалисты, и сами декаденты. В этом романе критикой отмечалось то состояние размытости границ между реализмом и символизмом, о котором позднее

скажут В.Ерофеев 1 и Е.Старикова.2 Это положение “на грани разрыва” реалистической традиции и перехода в модернизм и способствовало в большей степени положительной реакции критиков. По-иному сложилась в критике судьба самого большого романа Федора Сологуба - “Творимая легенда”.
Вопрос о восприятии романа современной автору критикой стал темой статьи Х.Барана «Федор Сологуб и критики: споры о «Навьих чарах». Характеризуя реакцию критики на роман, Х.Баран отмечает, что «в отзывах современников на «Навьи чары» лейтмотивом проходит одна мысль: текст романа содержит несовместимые друг с другом повествовательные элементы, семантические пространства которых организованы по совершенно разным принципам».3 Но для одних нестандартность сюжета, основанного на смешении сказки и реальности, картин-аналогий недавнего прошлого (революция 1905 г.) с жизнью вымышленного королевства Соединенных Островов стала основанием вновь усомниться в перспективности модернистской прозы, тогда как другие увидели в ней ключ к новой поэтике. Причина этой «несовместимости» кроется в особой, новой природе художественной образности, основанной на взаимодействии условности и жизнеподобия.
К числу непонявших и отвергших новую организацию романа, проявившуюся в «сочетании яркого реализма с лишним, органически несвязанным символизмом», в той «калейдоскопической пестроте, где реальное, даже грубо злободневное - митинг, товарищи, казаки, шпионы -вдруг сменяется чистейшею фантастикою с привидениями или тихими мальчиками, в своем роде стоящими привидений»,
1 Ерофеев В. На грани разрыва: «Мелкий бес» Федора Сологуба на фоне русской реалистической традиции // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. - М., 1990. - С. 79-100.
2 Старикова Е. Реализм и символизм // Развитие реализма в русской литературе: В 3-х т. Т. 3 - М. , 1974. - С. 165-247.
3 Баран X. Федор Сологуб и критики: споры о «Навьих чарах» // Поэтика русской литературы начала XX века. -М., 1993.-С. 257.
4 Определение стиля романа, прозвучавшее у А.Измайлова. - Измайлов А. Новый роман Сологуба // Русское слово. - 1909. -№ 11--С. 7-8.

реальность («легенду об очаровательном и прекрасном»). Легенда творимая акцентирует внимание на неостановимости процесса, а значит, на постоянном динамизме (в формах взаимопритяжения и взаимоотталкивания) участвующих в творении легенды компонентов реального и вымышленного.
На жанровом уровне процесс взаимодействия условного и жизнеподобного приводит к «сознательному синкретизму жанровых форм. Автор как бы пробует, примеряет для сотворения легенды разные формы: былички и рассказы о мертвецах-привидениях, фантастику, авантюрные элементы. В целом они складываются в причудливую арабеску».1 Игра двух тенденций художественной образности разрушает четкую закрепленность за каждой частью романа какой-либо жанровой формулировки.
Первая часть «Капли крови» передает черты российской жизни времен первой русской революции, представленные единичной клеткой единого российского организма - провинциальным городом с вымышленным названием Скородож. На первый взгляд, здесь преобладает воссоздающая тенденция художественной образности, открывающая в «Каплях крови» черты социально-бытового романа. Картина застоявшегося провинциального быта представлена в координатах кризисное русской жизни рубежа веков. В масштабах «бытоописательной стихии, провинциального хронотопа» прочитывается историко-революционная интрига, в которую втянуты едва ли не все слои населения: от гимназиста Миши Матова, «в устах которого глубоко современные слова «забастовка и обструкция» звучат как названия редких и сладких лакомств» (34), до «сознательного рабочего, российского социал-демократа товарища Щемилова» (39).
Революционная ситуация в городе вписывает роман в кризисную реальность рубежа веков: с эпизодами подготовки нелегальных сходок-маевок, разгоном казацкими нагайками мирных демонстраций, похоронами
' Барковская Н. Поэтика символистского романа. - Екатеринбург, 1996. - С. 171.
2 Попытка четкого жанрового обозначения каждой части «Творимой легенды» представлена в диссертационном исследовании: Рублева Н. «Творимая легенда» Ф. Сологуба - явление русского неореализма. - Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Вологда, 2002.