Русская литературная утопия второй половины XX века

• Автор: Ковтун, Наталья Вадимовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 471 с.

^ Глава 1. Масонский дискурс и русская художественная утопия

XVIII - начала XX века

1.1. Границы утопии

1.2. Интеллектуальный утопизм и мечты масонов

1.3. Романтические и антиромантические утопии

1.4. Закат «счастливой утопии»: Чернышевский, Достоевский, Салтыков-Щедрин

1.5. Эзотерическая традиция и утопии модернизма

Глава 2. Гностико-утопическая традиция в ортодоксальной прозе соцреализма

2.1. «Утопический реализм» как неорелигиозный проект. Этапы становления

0 2.2, Утопия «мерцающего соцреализма». Редукция пюстико-коммунистического

канона
2.3. Теократическая утопия «Красной Империи» - Бездны в творчестве
В. Кочетова 1940-1950-х годов
2.4. Советская «софиология». Романы В. Кочетова 1960-х годов

Глава 3. Утопия в прозе традиционалистов
3.1. На перекрестке Утопий: Всемирный город или Беловодье
3.2. «Диалог» утопии - антиутопии в рассказах А. Солженицына
3.3. Нравственная утопия В. Распутина
3.3.1. Мифологема «Русь - Храм - София» в раннем творчестве писателя
3.3.2. «Царство Зверя» и его художественное воплощение в повести
«Живи и помни»
3.3.3. Идиллия и апокалипсис. Произведения конца 1970-1990-х годов
Глава 4. Религиозно-мистическая легенда о Беловодье
в художественном сознании В. Личутина
4.1. Миф - утопия - миф. Личутин как мистический утопист
01 4.2. Миф и принципы организации художественного пространства
4.3. Система художественных образов. Поэтика «демонического»
ф 4.4. Миф о скитальце
4.5. Деконструкции и реконструкции утопии в литературе конца XX столетия
Заключение
Библиографический список

В России не было счастливого настоящего, а только заменяющая его мечта о «счастливом будущем» Д. С. Лихачев
Проблема преемственности в становлении литературно-художественных эпох остается одной из магистральных в теории культуры. Тема соотношения модернистской и традиционалистской линий в развитии литературы XX века и составила центр исследования.
Развитие современной литературы целым рядом исследователей анализируется через термин «утопия»1, где утопии мастеров авангарда предваряют глобальную коммунистическую утопию, оформившуюся в художественном творчестве через теорию соцреализма (1930-е годы), на смену которой в 1950—1960-е годы придёт ретроспективная утопия «деревенщиков» в разнообразии авторских вариантов2 и технократические утопии «молодёжной прозы», а неким итогом утопических исканий литературы XX века станет искусство «соц-арта», названное Б. Гройсом «русским постутопизмом»3. В данной парадигме место постмодернизма как совокупности практик противостояния утопическим интенциям определено ролью антиутопии. «Утопия - единство искусства и жизни. Но она же знаменует собой предельную изоляцию человека, его моральное и эстетическое банкротство. И в этом смысле постмодернизм есть конец утопии»4.
Провал отечественной истории в утопические бездны литературоведами, как правило, лишь фиксируется, анализ глубинных причин произошедшего ограничивается ссылками на авторитеты Ницше, Шопенгауэра, отчасти Канта, на идеи западного просветительства и Ренессанса5. В современной критике утопию всё чаще определяют как общеинтеллектуальный дискурс, содержание которого выявляется через противостояние некой совокупности приемов, тематизируемой понятиями «миф», «ритуал» (Ф. Кесседи, Ж. Сорель, Р. Рюйе, Н. Фрай); «эсхатология» (М. Бубер, К. Поппер, Ж. Дюво,
А. Свентоховский), «идеология» (К. Мангейм, Г. Барт, Р. Рюйе, Н. Фрай). Особенно стоит указать на трактовку утопии как интенции, органично присущей человеческому сознанию в качестве мечты, желания (Э. Блох, X. Ортега-и-Гассет, П. Тиллих, А. Нойзюсс). Из недавних работ следует отметить концепции Б. Гройса, где утопия рассматривается как способ преодоления границы между искусством и жизнью, «культурным архивом» и «текущим моментом», а также французских исследователей Л. Геллера, М. Нике.
1 А. Мортон пишет «Утопия» (с прописной буквы), говоря о воображаемой стране, и «утопия» (со строчной) -если речь идет о сочинении, написанном об этой стране. В работе мы руководствуемся этим же правилом.
2 См.: Ковтун Н.В. Социокультурный миф в современной прозе. Творчество В. Личутина. Красноярск, 2002.
3 Гройс Б. Утопия и обмен. Стиль Сталин. О новом. М., 1993. С. 75-76.
4 Линецкий В. Об искренности в литературе // Вестник новой литературы. 1993. № 5. С. 234.
5 См.: Белая Г. Авангард как богоборчество // Вопросы литературы. 1992. № 3. С. 115-124.
Последние, работая с понятием «утопическое поле»1, определяют его очертания, исходя из двух основных критериев: радикального разрыва с настоящим и коллективного характера идеала или утопической цели. Отмечая, что «утопия как литературный жанр не занимает в “утопическом поле” центральное место», авторы сосредоточивают свои усилия на анализе дискурсивной утопии и русского утопизма.
Общеизвестен интерес современной критики к антиутопии. Глубокие исследования посвящены художественному анализу антиутопии начала века (Н. Н. Арсентьева, М. Золотоносов, М. Геллер, О. В. Быстрова, В. В. Васильев, О. Л. Лазаренко, А. Зверев,
Т. А. Каракан, В. Лакшин, И. Шайтанов, И. Роднянская, Р. Гальцева, С. Семенова,
О. Матич и др.). В последнее десятилетие заметно усилилось внимание к утопическому проекту соцреализма (Б. Гройс, М. Геллер, А. Эткинд, И. Смирнов, М. Берг, Б. Ланин,
A. Гольдштейн, Е. Добренко, М. Эпштейн, В. Паперный, К. Кларк, X. Гюнтер,
М. Липовецкий, Г. Митин, М. Чегодаева, И. Сухих и др.). Предметом теоретических дискуссий остаётся вопрос о жанровых границах утопии, принципах её классификации (В. П. Шестаков, Э. Я. Баталов, Т. А. Чернышёва, Ю. Кагарлицкий, И. Роднянская,
B. Гутуров, Н. И. Чёрная, В. А. Чаликова и др.). Изучение народного утопизма
возобновилось в шестидесятые годы благодаря трудам А. Клибанова о народных социальных утопиях и К. Чистова об утопических народных легендах.
Концепция русской литературной утопии второй половины XX века, рассматриваемая в диссертации, учитывает и богатый опыт мировой утопической мысли: кроме уже названных, следует отметить работы по типологии утопии Л. Мамфорда, Л. Сарджент, Г. Морсона, Л. Геллера, X. Гюнтера; фундаментальные исследования по истории утопии А. Свентоховского и В. Святловского; труды по изучению повествовательной утопии (С. Бэр, Р. Стайте, Э. Клаве). При этом общим для большинства работ остаётся утверждение, что в литературе второй половины XX века нет места позитивной утопии, что очевидно не соответствует исторической действительности. Менталитет художника прошлого столетия определился во времена, когда провозглашен был тезис Ницше: «Бог умер». Наступившие «сумерки Богов» понуждали к двум следствиям: на долю русского авангарда 1910-1920-х годов выпало строительство новой художественной вселенной, где ставшее вакантным место Бога-Творца занимает художник-демиург; а те, кто не были готовы к столь радикальной духовной перестройке, пытались сохранить в собственном творчестве черты христианского образа мира и человека. Трагедия новокрестьянских поэтов, оставшихся в одиночестве меж двух художественно и духовно родственных лагерей отечественного авангарда и соцреализма2, - трагедия верности трансцендентальному в эпоху бунтующей материальности.
1 Утопия движется утопизмом как «принципом надежды», по Э. Блоху. Утопия определенного типа и утопизм формируют утопическое поле. См.: Геллер Л., Нике М. Утопия в России. СПб., 2003. С. 7.
2 В конце 1920-х- начале 1930-х годов целый ряд левых художников уже так близко подошел к соцреализму, что остался один шаг до слияния с ним. См.: Гюнтер X. Художественный авангард и соцреализм // Вопросы литературы. 1992. № 3. С. 168.
(Улыбышев, Кюхельбекер, Вельтман), либо вовсе пренебрегали футурологическими прогнозами, либо не воспринимали их всерьез (Пушкин, Булгарин)1.
Сами достижения науки в соответствии с доктринами масонства - только средства нравственного самосовершенствования человека. Музыка — прежде всего наука, открывающая законы всекосмической гармонии, приобщающая человека к тайнам мироздания. Практически ту же роль играют «магнетические ванны», изгоняющие из идеального общества притворство, лицемерие, фальшь. Через синтез наук, искусства, музыки осуществляется мистерия единого просвещенного государства, составляется код универсальной культуры будущего. Пронизанная, охваченная духом мировой музыки новая Россия порождает уже не политического человека-гражданина, но человека-поэта («страна поэтов»), художника, способного выстроить мир как симфонию. Образ «безумного» поэта-пророка-теурга будет играть важнейшую роль и в мистической утопии русского модерна2. Восприятие преображенной реальности в контексте предначертаний, сбывшихся пророчеств вызывает восхищение, когда чудо становится реальным, человек обретает способность летать, управлять климатом, осваивать иные планеты. Особая роль среди изобретений отводится успехам воздухоплаванья: «летать по воздуху есть врожденное чувство человека». Возможности личности предельно расширяются: человек «проходит как хозяин» уже не только по Земле, но становится владыкой неба (масонский идеал «гражданина Вселенной»), Сталин, выступая творцом коммунистической Утопии, с подчеркнутой теплотой относится к советским героям-летчикам, старшим сыновьям в семье-государстве3. Идеи Одоевского по поводу расширения обитаемого пространства, освоения Луны найдут продолжение в учении русских космистов, прежде всего в утопии
Н. Ф. Федорова4.
Россия под хрустальным куполом фурьеристского фаланстера («В фаланстеры Фурье верили, как в наступление царства Божьего»5) - вселенская империя, воплощенный Храм Соломона, город-сад. В философии масонов сад (парк), символизируя вселенную, становится аналогом Божественного текста, «расшифровка его знаковой системы равносильна погружению в святые таинства»6. Соломон владел знанием тайных свойств всех растений, зверей и птиц (3 Цар. 4, 32-33). В «волшебной» России Одоевского ученые научились управлять атмосферой, и под хрустальными сводами «на свободе гуляют разные звери», в бассейне «содержат множество редких рыб и земноводных различных пород», представлены «произведения всех царств природы». Люди добры, умны, красивы, здоровы («худощавость и бледность считается признаком невежества, потому что здесь в хорошее воспитание входит наука здравия и часть медицины»), наделены исключительными возможностями и талантами. Тайна общения с истиной, дар пророчества открыты каждому.
1 См.: Кожуховская Н.В. Изображение материального мира в русской литературной утопии. С. 25-27.
2 См.: Обатнин Г. Иванов - мистик. С. 7-20.
3 См.: Гольдштейн А. Расставание с нарциссом. Опыты поминальной риторики. М., 1997. С. 145-197.
4 См.: Семенова С.Г. Русский космизм // Русский космизм: Антология философской мысли / Сост. С.Г. Семенова, А.Г. Гачева. М., 1993. С. 38.
5 Бердяев Н. Русская идея. С. 226.
6 Новиков В.И, Предисловие // Масонство и русская культура. М., 1998. С. 25.