Образ-концепт Странника в раннем творчестве М. Горького : Генезис и типология

• Автор: Прошунин, Андрей Владимирович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 238 с.

■л Глава I
Генезис образа-концепта Странника: культурная и литературная традиция в личностно-творческом самоопределении М. Горького

I. 1. Образ-концепт Странника в свете теории концептосферы:

к постановке проблемы

I. 2.Феномен русского странничества и формирование мировоззренческих ориентиров Горького-художника

I.3. Особенности восприятия писателем темы Странника

в западно-европейской традиции

Глава II

Топология странствия в художественной картине мира М. Горького

II. 1. Исходные рубежи и целевые направления странствия

^ И. 2. Пространственные координаты образно-смыслового

концепта «земля» (к проблеме национальной идентификации феномена странничества)
II. 3. Образно-смысловой концепт «вода» в динамике художественно-пространственных форм (к проблеме интенциональной доминанты странничества)
Глава III
Онтология и типология странничества в художественной
системе писателя
III. 1. Герой-странник в горьковской концепции человека
• III. 2. Типы странничества в образном ряду произведений писателя
III. 3. «Странный» человек в свете личностно-творческих
интенций М. Горького
Заключение
Примечания
Список использованной литературы
Понятие странствия, сопрягаемое с категорией движения в пространстве-времени, представляется одной из важнейших форм социокультурного развития человечества. На концептуальном уровне о явлении странничества можно говорить как о древнейшем архетипе, зафиксированном артефактами мировой культуры, где в ходе материальнодуховного освоения различных явлений жизни русская культура обладает по-особому значимым и специфичным1 историческим «опытом движения», что позволяет говорить о России, как о «стране странничества и искания Божьей правды», а «величие русского народа и призванность его к высшей жизни» видеть «сосредоточенным в типе странника»2. Подобный исторический российский «опыт» нашел свое выражение и в национальной литературной традиции, что проявилось в творчестве практически всех крупных отечественных художников.
Фигура М. Горького в этом ряду не исключение; напротив, для многих исследований XX века, обращенных к рассмотрению горьковского писательского феномена, стало своеобразной традицией подчеркивать, что «образный строй произведений Горького динамичен на всех уровнях, начиная с лексики..., до общих принципов сюжетосложения и характеристики персонажей»; такая динамичность нередко определялась как «доминанта художественного мира Горького»3. Подобный тезис получает дальнейшее развитие и в новейших исследованиях рубежа XX-XXI веков4.
В целом же, тема Странника в творчестве М. Горького, как правило, не выделялась в качестве специального предмета исследования, но, тем не менее, постоянно присутствовала в научно-критическом восприятии писателя, начиная от первых откликов современников на его произведения (Н.К. Михайловский, А.М. Скабичевский, A.A. Белозеров, П.Ф. Кудрявцев,
В. Воровской, Д.С. Мережковский, М. Гельрот и др3).
И в дальнейшем указанная тема не обойдена ни в одной из крупных работ о раннем этапе творчества писателя: как в советском горьковедении (И. Груздев, А. Волков, Ю. Юзовский, Э. Бабаян, Н. Крутикова, В. Пискунов, Е. Заика, Б. Бялик, Р. Певцова6), так и в исследованиях зарубежных славистов (А. Труайя, Е. Хекелыпнайдер, И. Уайл, Г. Хьетсо7).
Однако, несмотря на то, что в указанных работах был накоплен большой аналитический материал и сделано немало разнообразных наблюдений (по-своему важных, но часто и односторонне-социологизированных — в контексте «горьковского мифа»), тема Странника не получила целостного и углубленного рассмотрения. В тех случаях, когда исследователи все же обращались к ней, приоритетное внимание уделялось воспоминаниям писателя о периоде своих странствий по Руси, при этом обозначенная тема рассматривалась на уровне отдельных замечаний, а ее значение редуцировалось до «идеологии... анархического противления», «бегства от мира»8.
Таким образом, тотальная «эксплуатация» темы Странника в творчестве Горького и вместе с тем отсутствие в этой области крупных специальных работ — являют своего рода парадокс и вместе с тем определяют проблему, стоящую перед современными исследователями.
Последние два десятилетия можно обозначить как новый этап в горьковедении, характеризующийся возникновением новых методологических подходов, разрушением «горьковского мифа», введением в научный обиход новых, ранее неизвестных или недоступных материалов. В свете этого тема Странника в творчестве М. Горького приобретает особую актуальность и, так или иначе, затрагивается в современных работах фундаментального плана (Л. Колобаева, В. Баранов, Л. Спиридонова, П. Басинский, А. Удодов, Т. Белова, Т. Никонова)9, и в ряде специальных статей10.
При всем этом до сегодняшнего дня нет работ, посвященных обобщенному исследованию темы Странника в творчестве Горького. Между тем, необходимость в таком обобщении (или, по крайней мере, попытки
Как представляется, для Горького были важны те стороны ницшеанской философии, которые намечали черты творческого Человека будущего, позволяющего найти, по мнению Трубецкого, «вечные универсальные основы человеческого существования»149. Говоря иначе, писатель творчески переосмысливает ницшеанские идеи и мотивы в полном созвучии со своими нравственно-эстетическими представлениями и художественными идеалами.
Отказавшись сразу от учения ницшеанского пророка: «меня не увлекала ...«мораль господ», которую весьма красиво проповедовал Ницше» (XXV, 319), - писатель, тем не менее, заинтересовался фигурой сверхчеловека, попытавшись соотнести ее с собственным представлением о «Человеке с большой буквы». Но поскольку, как заметил С.А. Франк, «Ницше нигде не дал точного ответа на этот вопрос, нигде не охарактеризовал нам конкретнее своего сверхчеловека»150, то Горькому, (не владевшему к тому же немецким языком), видимо, не удалось до конца прочувствовать образ, созданный немецким мыслителем. Быть может, именно это обстоятельство позволило М. Гельроту выступить с утверждением, что «романтическая концепция сильной, свободной и гордой индивидуальности <...> столь же глубоко присуща творчеству г. Горького, как и творчеству Ницше»151. Не оспаривая «глубинности» присутствия в творчестве рассматриваемых нами мыслителей заявленной выше романтической концепции, хотелось бы заметить, что образы романтических героев Горького не являются только результатом эволюции ницшеанского Заратустры.
Можно, конечно, говорить о нравственно-психологическом сходстве горьковского Данко и «единственного пророка» Ницше, как это делал М. Гельрот, но также следует отметить, что ницшеанский герой ищет свободу ради утверждения своего «я» над людьми, горьковскому же герою свобода нужна не для себя, а для счастья людей,52. А если иметь в виду, что Горький ничего «не принимал на веру»153, то слепое подражание писателя ницшеанским идеям представляется сомнительным. Впрочем, расходясь «в