Миф о поэте в творчестве Велимира Хлебникова

• Автор: Капустина, Евгения Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Барнаул
• Количество страниц: 206 с.

Глава I. Автобиографический код в поэзии В. Хлебникова
1.1. Трансформация «я-поэта» в творчестве В. Хлебникова; от «мира»
раннего периода к «Юноше Я-Миру» позднего периода
12. Имя и наименования «я-поэта»
1.3. Мифологизированная биография: путь пророка
1.4. Новая парадигма: трансформация пушкинского архетипа
1.5. Телесность «я-поэта»: трансформации, связанные
с изменением возраста и метаморфозы
1.6. Лик Поэта
Глава II. Поэт и мир: метаморфозы
2.1. Древесный код: Поэт и Муза
2.2. Энтомологический код: формы субстанциональности Поэта и Музы
2.2.1. Кузнечик
2.2.2. Овод
2.2.3. Мотылек/ Бабочка
2.2.4. Оса
2.3. Орнитологический код
2.3.1. Вырей
2.3.2. Ворон
Глава III. Оппозиция я/ другой в мифопоэтике В. Хлебникова
3.1. Пушкинский код в творчестве В. Хлебникова
3.2. Ивановский подтекст в творчестве В. Хлебникова
3.3. Ахматовскийкод в творчестве В.Хлебникова
Заключение
Библиография
На протяжении многих десятилетий исследование творчества В. Хлебникова (1885 - 1922), как и всей литературы, объединенной понятием «авангардная», в рамках отечественной филологической науки было весьма затруднено. Причиной тому явилось господство миметических и гносеологических концепций искусства и, как следствие, недостаточное накопление информации по соответствующей тематике.
Кроме того, литературная репутация Хлебникова - «безуміла и искателя» (Тынянов, 1977: 180) - предопределила негативное отношение к творческому наследию поэта, получившему статус «мрачных провалов косноязычия», «словоблудия», «мучительного мусора», «безумного, темного идиотизма», «графоманства», «мешанины», «хаотичной смеси» (Винокур, 2000: 200, 203; Жолковский, 1994: 54, 67).
В 1960-е годы в активный читательский и литературоведческий оборот была введена поэзия рубежа веков, в особенности лирика акмеистов. В этот период «реабилитируются» и вновь вписываются в историю литературы после почти сорокалетнего забвения такие имена, как А. Белый, В. Брюсов, А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам, А. Крученых, В. Хлебников, М. Цветаева и многие другие. В распоряжении исследователей оказался эмпирический материал, работа с которым привела к иному взгляду на литературоведение как науку.
В литературоведении возникает ряд методологий, помогающих «понять», «прочитать» новый текст, принципиально отличный от текста XIX века. Поэтому именно в этот период широкое распространение получает учение М. Бахтина о «чужом» слове, о диалоге как универсальной общекультурной категории, возникает множество описательных, функциональных, интертекстуальных поэтик, появляются структурносемиотические исследования (имеются в виду, прежде всего, достижения тартуской и московской структурно-семиотической и культурологической
школ). Художественное произведение «прочитывается» уже не с позиций так называемого «жизненного правдоподобия», не как «отражение действительности», а как модель некоей «второй реальности».
С возникновением новых методологических подходов к анализу текста стала разрабатываться авангардная модель творчества. А также вновь начала активно развиваться наименее изученная на тот момент отрасль филологической науки, которую называют «хлебниковедением», или «велимироведением».
Изучение наследия Велимира Хлебникова прошло несколько этапов.
Зарождение хлебниковедения началось еще при жизни поэта. Первыми серьезными работами, посвященными осмыслению творчества Хлебникова, стали програмно-концептуальные исследования Р.О. Якобсона, Ю.Н. Тынянова, Б.А. Ларина, Г.О. Винокура и др. Теоретические искания русских ученых развивались на фоне, а зачастую и в среде художественного авангарда, исторические рамки которого 1910-30-е гг. Эстетика и поэтика языкового творчества стали на некоторое время (до 1940-х гг.) продуктивным направлением в русской филологии. Тогда же взгляд исследователей и поэтов был впервые обращен к эксперименту как методу в поэзии, поэтике и в науке о языке.
В этот период появились очерки Р.О. Якобсона о языке В. Хлебникова, В.В. Виноградова - о языке А. Ахматовой, Г.О. Винокура - о языке В. Маяковского, В.Б. Шкловского - о языке В. Розанова,
О. Мандельштама - о языке Данте, А. Белого - о своем собственном языке. В этом же ряду стоят попытки самих поэтов начала XX в. теоретизировать поэтический язык, исследовать художественные факты в собственной системе. Показательными здесь являются работы А. Белого «Лирика и эксперимент», «Поэзия слова» и «Мастерство Гоголя»', В. Маяковского -«Как делать стихи»', О. Мандельштама - «Разговор о Данте»-, А. Введенского - «Серая тетрадь». В качестве своеобразного опыта

в 1669 г. Вероятнее всего, строки текста Хлебникова являются реминисценцией из песни Д. Садовникова «Из-за острова на стрежень»:
«Мощным взмахом поднимает/ Полоненную княжну/ И, не глядя, прочь кидает/В набежавшую волну...».
Метаморфоза девы в волну связана с мифопоэтическими представлениями о русалках. В основу этих мифов положен мотив убийства

или самоубийства «заблудших душ» , противоестественный природе.
Пророк в тексте стихотворения, в отличие от Разина, искал «деву», «княжну», «русалку», «Ариадну», дарующую пророку нить. Вероятнее всего, под ней автор подразумевает Музу «языка и разума». Разин «прочь кидает в набежавшую волну», иными словами убивает творение Божье и тем самым несет разрушительную функцию. Поэт, напротив, переигрывая ситуацию, выступает как Демиург. Он творит, «волну очеловечив»:
Разин деву В воде утопил.
Что сделаю я? Наоборот? Спасу! (СПб, III, 265).
Хлебниковский миф о Музе, в пределах указанного произведения, представляет «свернутый текст», эксплицирующий накопленный о Музе культурой смысл. Поэт с помощью «воды/ нити» преодолевает культурные наслоения и движется «вспять вплоть до исходных мифологических представлений» (Фарыно, 1995: 309). Минуя понимание Музы как метафоры и поэтической условности, он творит ее материально-стихийную, хтоническую, изначально отождествляющуюся в мифологии с землей и всеми ее стихиями («Мать-Сыра-Земля»), Поэтому «камни-великаны» превращаются в «плечи лесной девы», а «белая волна» - в волосы, ниспадающие по ее плечам. Так, из «камня» и «волны» водопада за счет демиургической силы «я-поэта» рождается Дева:
12 См.: Зеленин Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: умершие неестественной смертью и русалки,- М.: Индрик, 1995,- 430с.