"Царь-рыба" В.П. Астафьева: жанровая и композиционная функция образа Сибири

• Автор: Гончаров, Павел Петрович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Мичуринск
• Количество страниц: 216 с.

ГЛАВА I. СПЕЦИФИКА АРХИТЕКТОНИКИ «ЦАРЬ-РЫБЫ»

1. Под сенью поселка Чуш: доминирование публицистических приемов воссоздания и осмысления

образа Сибири в «повествовании в рассказах»

2. «Забытый богом» поселок Боганида: Синтез эпического

и лирического начала в повести

ГЛАВА II. ОБРАЗ СИБИРИ И ОСОБЕННОСТИ ВНУТРЕННЕЙ СТРУКТУРЫ «ЦАРЬ-РЫБЫ»

1. Сибиряк как основа астафьевской характерологии

2. Мифологические истоки «Царь-рыбы»

3. Особенности языка и стратегии повествования

«Царь-рыбы» В. Астафьева

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

«Царь-рыба» (1976 - 1990) В.Астафьева - этапное произведение русской литературы последней трети XX века. Для В.Астафьева её появление означало (вместе с повестями «Последний поклон», «Пастух и пастушка») кульминацию творческой эволюции. Для «деревенской прозы» «Царь рыба» знаменовала реализацию её возможностей при обращении не только к социально-этической, военной, но и к натурфилософской проблематике. Для литературного процесса этого времени «повествование в рассказах» стало этапом в развитии жанра повести, в трансформации «сибирского текста», в эволюции реалистического метода.
Размышляя об эпосе, его жанрах в том числе и в современной литературе, И.Ф.Волков отмечает: «Эпос - это изобразительный род литературы. Он имеет свой собственный конкретно-чувственный предмет художественно-творческого освоения, особенности которого во многом определяют и общие родовые особенности содержания и формы эпической литературы. Таким предметом является реальная действительность в её объективной, материальной характерности, это - человеческие характеры в их внешнем проявлении - в индивидуальном облике людей и их социально-бытовой определенности, в их действиях, поступках, речи, в отношениях между ними, это - характерные события, в которых они участвуют, характерность бытовой обстановки и естественных природных условий, окружающих человека» [1]. Что касается «предмета художественно-творческого освоения» «Царь-рыбы», то в ней в этой роли выступает, с нашей точки зрения, Сибирь в её человеческом, социальном, природном облике. «Сибирь исторически имела две ипостаси - отдельность и интеграль-ность»- отмечают авторы исторического исследования «Сибирь в составе Российской империи» [2]. Как «отдельность» Сибирь представляет собой органическое целое. Как «интегральность» Сибирь является одновременно и значительным «фрагментом реальной действительности», отношения которого с целым - Россией, миром в символическом виде воспроизводят отношения между природой, природным, органическим, с одной стороны, и человеком, цивилизацией, прогрессом, с другой стороны.
Сибирь давно уже стала объектом для изучения естественных наук, географии, истории, этнографии. Поэтому сибиреведение в настоящее время объединяет в себе целый комплекс различных отраслей знания. В общественном сознании нового и новейшего времени Сибирь - это «тоже Россия, но какая-то “иная”. Сибирь манила романтической свободой, своими богатствами и одновременно пугала своей неизведанностью, каторгой и ссылкой. Она представлялась лишь залогом Российского могущества» [3].
В культурологии и литературоведении Сибирь - главный объект так называемого «сибирского текста». Подробно характеризуя историю литературы Сибири и историю сибиреведения, А.С.Янушкевич вынужден констатировать предельную противоречивость восприятия Сибири общественным сознанием: «Сибирь воспринималась то как гибельное место каторги и ссылки, то как земной рай, некая новая Атлантида, утопическое Беловодье. И это было объяснимо: любая односторонность в подходе к тому или иному явлению чревата пристрастностью и отсутствием диалектики» [4]. Нам представляется, что источник этой противоречивости находится не только в «односторонности» подходов к теме Сибири, но и в противоречивости самого предмета изображения и осмысления, противоречивости, которую не смогли вместить многие из тех, кто обращался к изображению её истории и современности, её людей и природы.
Будучи сибиряком по рождению и воспитанию, Астафьев, вероятно, считал своим долгом обратиться к теме и образу Сибири. Сибирь так или иначе присутствует во многих произведениях писателя. Но наиболее яркий образ её удался писателю в «Царь-рыбе». При всей значимости приведенных наблюдений для нас более важным представляется то, что для В.Астафьева, и всей прозы традиционалистов-«деревенщиков», для всей русской литературы «Царь-рыба» стала произведением, в котором образ и тема Сибири приобрели совершенно оригинальные измерения и характеристики. Сам В.Астафьев писал уже

тить, синтезировать в единое целое повествования до рождения главы «Капля». В 1977 году в беседе о «Царь-рыбе» с Ю.Ростовцевым Астафьев отмечал: «Я не чувствую еще за собой таких сил, чтобы написать роман. Я долго искал определение жанра этой вещи. Нашел такое - это все-таки рассказы, часто отдельные, едва лишь связаны местом действия. Сквозной герой Аким только. Я назвал: “повествование в рассказах”» [49].
Представляется, что в случае с Астафьевым и его «повествованием в рассказах» уместно процитировать наблюдения Д.С.Лихачева над жанрами древнерусской литературы. Исследователь отмечает, что «в древней русской литературе постоянно происходит интенсивное самовозрастание количества жанров» [50]. Можно предположить, что нечто подобное происходило и в «деревенской прозе» 1960 - 1980-х годов, когда смена идеологии (напоминавшая процесс утверждения христианства в языческой Руси) сопровождалась интенсивным обновлением жанровой и поэтической системы литературы. «Бухти-ны», «затеей», «крохотки», другие авторские жанры, активно утверждающиеся в литературе этого периода, составят здесь вместе с «повестью в рассказах», «повествованием в рассказах» далеко не завершенный ряд.
У В.Астафьева в его собственном жанровом определении «Царь-рыбы» имеют места два жанровых обозначения «рассказ» и «повествование», хотя при внимательном и детальном анализе к ним можно было бы смело добавить «за-тесь», лирический рассказ, путевой очерк, памфлет, идиллия и т.д. Но о близком явлении в древнерусской литературе пишет и Д.С.Лихачев: «Соединение нескольких жанровых определений в названиях произведения указывает не только на колебания книжника - какое определение выбрать, но является иногда результатом того, что древнерусские произведения действительно соединяли в себе несколько жанров. Одно и то же произведение могло состоять, например, из жития, за которым следовала служба святому, посмертные чудеса и т.д. Множество произведений «нанизывали» на одну тему отдельные, различные по своему жанру, более мелкие произведения» [51]. Нам остается доба-