"Неупиваемая Чаша" И.С. Шмелёва: поэтика жанра и традиции русской классики XIX века

• Автор: Склёмина, Светлана Михайловна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 154 с.

СОДЕРЖАНИЕ:
ГЛАВА 1. ПОВЕСТЬ-ЭКФРАСИС: К ВОПРОСУ О ВНУТРИЖАНРОВОЙ ТИПОЛОГИИ
ГЛАВА 2. «ЛИКИ ЗЕМНЫЕ И НЕЗЕМНЫЕ»: ВИДЫ ЭКФРАСИСА И ИХ ЖАНРООБРАЗУЮЩАЯ РОЛЬ В СТРУКТУРЕ ПОВЕСТИ XIX ВЕКА
2Л. «... Что значит страсть к искусству?»: «Живописец» H.A. Полевого как повесть-экфрасис
2.2. Инфернальные изображения и священные лики: поэтика экфрасиса в структуре повести Н.В. Гоголя «Портрет»
2.3. «Сей ангел воистину был что-то неописуемое...»: жанрообразующая роль экфрасиса в повести Н.С. Лескова «Запечатленный ангел»
2.4. «Несогласное согласие» музыки и живописи: «диалог» искусств и поэтика экфрасиса в повести И.С. Тургенева «Песнь торжествующей любви»
ГЛАВА 3. ПОЭТИКА ПОВЕСТИ-ЭКФРАСИСА И.С. ШМЕЛЕВА «НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША»
3.1. Жанровая природа «Неупиваемой Чаши» И.С. Шмелева в научно-критической рефлексии
3.2. К вопросу о соотношении экфрасиса и хронотопа в жанровой структуре «Неупиваемой Чаши» И.С. Шмелева
3.3. Сюжетообразующая функция экфрасиса в повести И.С. Шмелева «Неупиваемая Чаша»
3.4. Роль второстепенных персонажей в повести-экфрасисе И.С. Шмелева «Неупиваемая Чаша»

3.5. Поэтика экфрасиса в контексте религиозно-философской 111-118 лирики и литургии в художественной системе повести И.С.
Шмелева «Неупиваемая Чаша»
3.6. Семантика цвета в повести И.С. Шмелева «Неупиваемая Чаша» 118-127 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 128
БИБЛИОГРАФИЯ

В последние десятилетия отечественное и зарубежное литературоведение проявляет повышенный интерес к разным аспектам связи классики Золотого и Серебряного века, особенно к тем ее представителям, которые, оказавшись оторванными от Родины пространственно, но принадлежащие ей духовно, сохраняли и продолжали традиции великих предшественников, обеспечивая тем самым органическое единство всей русской литературы. Имя И.С. Шмелева, до недавнего времени почти не привлекавшее внимание ученых, в настоящий период находится в центре внимания целого ряда литературоведов (А.П. Черникова, А.М. Любомудрова,
О.Н. Сорокиной, Е.А. Осьмининой, И.А. Есаулова, Л.А. Спиридоновой, Т.А. Чаяновой, Д.В. Макарова, М.Ю. Трубициной, Е.Г. Рудневой, И.Г. Минераловой и др.). Ведь «без глубокого знания своеобразия творческих исканий и достижений этого художника слова «...» невозможно представить себе целостную картину развития русского словесного искусства...» [236, с.4]. Многое сделано в научном осмыслении литературного богатства И.С. Шмелева. Но существуют проблемы, оставшиеся исследованными не в полной мере, а потому затрудняющие понимание художественных открытий писателя. Речь идет о жанровом своеобразии повести «Неупиваемая Чаша», созданной И.С. Шмелевым в знаковом для отечественной истории 1918 году. Исследование жанровой поэтики повести представляется актуальным в связи с современным интересом к проблемам интермедиальности, культурного синтеза, к взаимодействию религиозного и светского искусства, получившему конкретное поэтическое воплощение в кризисную, рубежную эпоху.

«Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм «...». Необыкновеннее всего были глаза «...». Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью» [3, с.67-68].
Подробно описывая портрет ростовщика, Гоголь большое внимание уделяет глазам, необыкновенным, странным, живым, которые просто выбивались из самого портрета и глядели вовнутрь каждого человека, вызывая чувство страха и ужаса. Но самое пугающее в них - это антиномичное сочетание жизни и смерти: они глядели «мертвенно» и вместе с тем «живо», оттого Чарткову казалось, что «глаза были вырезаны из живого человека и вставлены сюда», в портрет [3, с.73]. Однако семиотическое противоречие между знаком и объектом устраняется, когда пластическое изображение начинает «отождествляться» с живым существом «через отрицание его безжизненной субстанции» [246, с. 171], т.е. когда портрет оживает. Мотив оживления изображения, становясь сюжетообразующим мотивом произведения: «процесс оживления картины связан с крутым поворотом в развитии сюжета, с последующей цепью событий» [239, с.221], генетически восходит к «долитературному театру вещей и масок» [48, с. 17]. Экфрасис, возникая в речи ведущего, поясняющего действия героев (богов, демонов), поражает зрителя своей «живостью». Гоголь, следуя традиции византийского экфрасиса, когда картинные изображения оценивались по мере их воздействия на внутреннее зрение реципиента, пытается с помощью нарративизации этого опыта художественным текстом подействовать на читательское воображение, в котором «увиденное» еще и «оживляется» [221, с.38]. Для достижения предельно ощутимого чувственного эффекта весь текст имитирует воздействие портрета. Писатель использует