Эстетизм как идея синтеза и категория трагического в творчестве Константина Леонтьева

• Автор: Бояркина, Наталья Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 177 с.

ЭСТЕТИЗМ КАК ИДЕЯ СИНТЕЗА И КАТЕГОРИЯ ТРАГИЧЕСКОГО В ТВОРЧЕСТВЕ КОНСТАНТИНА ЛЕОНТЬЕВА
Глава 1. Идея цельной личности
1. «Слабое сердце»
1.1. «Всех и все жалеть». Студенческие годы Константина Леонтьева
1.2. Жалость как лейтмотивное чувство
1.3. Лишний человек
2. «Хищный» герой
2.1. «Хищный эстет» Василий Милькеев
2.2. Конституирование эстетического мироощущения
2.3. «Герой не нашего времени» генерал Матвеев
Глава 2. «Изящная плоть». Цельность как требование единства эстетического и
этического
1. Красота как единство внешней и внут ренней красоты в эстетике К.Н.Леонтьева
1.1. Преображающая функция внутренней красоты
1.2. Требование соответствия внешнего внутреннему
1.3. «Психичность» как источник красоты
2. Красота как нравственно-эстетическая категория
2.1. «Высокий эклектик» Владимир Ладнев
2.2. Грех как острое ощущение нецельности
3. Красота как единство душевно-телесного в человеке
3.1. «Коронованная обезьяна»
3.2. «Изящная плоть»
Глава 3. «Эстетический морализм». Цельность как требование единства внешнего и
внутреннего закона
1. Пути актуализации закона

2. Закон «своего края»
3. Пути сердца, разума и веры
4. Закон «Повинуйся, ибо Я так сказал»
5. Постулирование концепции личности
Глава 4. «Отношение путей творчества и путей спасения»
1. В поисках потерянного рая. Утопические модели Константина Леонтьева
1.1. Идиллия
1.2. «Необитаемый остров»
1.3. Эксперимент пересоздания мира
2. Антиутопия Константина Леонтьева. Трагедия как основной закон человеческого
существования
2.1. Леонтьевское понимание гармонии
2.1.1. «Психичность» как источник «неискоренимой трагедии» земной жизни
2.1.2. «Поэзия» как продукт «нестерпимого трагизма»
2.2. «Мирный унисон» прогресса
2.3. Леонтьевское предсказание об Антихристе и «антихристовы соблазны» последующего поколения мыслителей
2.3.1. Розанов: сделать снова «бремя» жизни «даром»
2.3.2. Бердяев: петь будущее вопреки пессимизму
2.3.3. Соловьев: остался эпилог - длинный и надоедливый
Заключение. Творчество Константина Леонтьева и философская и литературная парадигма рубежа XIX - XX веков
Список использованной литературы

С конца 80-х годов XX века, времени извлечения из небытия забвения имени К.Н.Леонтьева, «одинокий мыслитель» становится чрезвычайно популярной фигурой. Несмотря на то, что за этот период о нем написано множество статей и десяток монографий, интерес к творчеству загадочного писателя-парадоксалиста не только не ослабевает, но и растет. К его идеям все чаще обращаются исследователи в поисках адекватного выражения ищущего себе самовыражения русского самосознания. И не только философское наследие, не только его1социологические идеи, но и литературное творчество философа признано классическим. И тем не менее, как и век назад, Леонтьев остается неузнанным и непонятым мыслителем, классиком маргинальным. Каждый раз его приходится «открывать, как Америку» (как он однажды сказал о себе), потому что он по-прежнему стоит особняком, вдали от большого пути русской литературы, и несмотря на уже два десятка лет формулируемую потребность вписать Конст.Леонтьева в русскую литературу, до сих пор не осознано значение художественного творчества мыслителя и влияние его на литературный процесс порубежной эпохи. Все больше накапливается материала для достижения этой цели, но тем не менее к ней нисколько не приближается исследовательская мысль, продолжая видеть в Леонтьеве светило-призрак: оно и есть, и нет его на небосклоне нашей философии и литературы. Он то появляется, как солнце, в ослепительном блеске ярких и новых идей, как «русский Ницше», первый русский эстет, «во многом опередивший свою эпоху» (Н.Бердяев), то светит тусклым лунным светом ретроградства в своем гордом, и самоуверенном отстаивании отживших ценностей и институтов, становясь для последующего поколения мыслителей воплощением самого XIX века, навсегда ушедшего, суд над которым давно свершился. «Выломавшийся» из своей эпохи, может быть, единственный с таким бесстрашием сумевший заглянуть в «зрачки» наступающего «века-зверя», он весь корнями оказывается вросшим в XIX век. Он становится «мучеником (если не жертвой) переходной эпохи», как определяет его положение I I.Бердяев, спотыкающийся на его реакционных идеях и одновременно признающий в нем пророка, многое предвидевшего раньше других, раньше идола порубежной эпохи Вл.Соловьева.
Творчество Леонтьева оказывается обоюдоострым. Целиком принадлежа своему веку и пытаясь сохранить цельность уходящей эпохи (это и тургеневский стиль письма в ранних произведениях писателя, и проблематика русского усадебного быта, и множественность

Эта тема ясно проступает в произведении последнего этапа творчества писателя «Подруги» (1889-90), в редакциях недописанного романа. Софья после смерти отца перестает слышать и чувствовать природу. Как говорит автор, она видит ее глазами, а не душой. Это признак душевной пустоты, имманентно присущей человеку или вызванной обстоятельствами. В то время как внутренняя полнота предполагает выход за границы собственного «я», ощущение сопричастности всему живому, когда человеческое «я», ограниченное рамками собственного существования, становится частью целого. Отсюда особое восприятие природы и других людей: Милькеева очень трудно обидеть, ибо внутренняя полнота делает его больше себя, больше собственного самолюбия, дает ему возможность ощущать других, как самого себя: «Изредка Руднев впадал, однако, в прежнюю недоверчивость, принимал внимание Милькеева за жалость, не отвечал ему, удалялся от него, говорил ему колкости, но Милькеев видел ясно, что в эти минуты не он падает в глазах Руднева, а сам Руднев, и спешил всякими обходами и ласковыми словами успокоить и ободрить его: переносил его вспышки, заигрывал без малейшей гордости, ходил за ним»86
Таким образом, внутренняя полнота выступает основным залогом счастья, простого и одновременно сложного, доступного каждому и трудно достижимого. Автор как бы адресует нас к известному философскому высказыванию: «Счастье - нелегкая вещь, его трудно найти внутри себя и невозможно где-нибудь в другом месте».
В то же время это счастье было куплено ценой жизненной энергии, ума и человеколюбия хозяйки: «вся ее жизнь была тихий, незаметный для многих подвиг. Сколько раз видел ее Руднев поутру - убитой, изнуренной бессонной ночью, с мутными, почти старческими глазами, с невыносимой болью в спине; она умоляла только, чтобы ее оставили одну, просила детей не играть и не кричать близко, не сдавалась на мольбы Милькеева прослушать какое-нибудь чтение; казалось, искры жизни в ней нет! Но стоило только сказать: «Вас зовет в больницу Прасковья; она рожает и умирает от двойней» - где усталость, лень, спина? Стан выпрямился, глаза оживились; она бежит, просиживает по нескольку часов на деревянном табурете, ласкает умирающую, не брезгает даже пить кофе в тяжелом воздухе, потому что Прасковья держит ее за руку и не пускает от себя. / Сколько вещей, невозможных для других, для нее были возможны; людей, которыми она была недовольна, она отпускала на волю, и иные возвращались и просили допустить их в низшие должности. Она довела раз до слез увещаниями мужика, который безжалостно бил смирную жену, и через пять лет приходят люди с деревни и говорят, с тех пор не бьет! / как умела она увидеть слабую струну человека! Но не для того, чтобы терзать еще больше, а для того,
86 Там же. С