Художественная семантика межтекстовых связей в прозе А.П. Чехова

• Автор: Петракова, Людмила Геннадьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 162 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение

Глава I. Эстетическая сопряженность повторяющихся мотивов тайны

и страха и их семантика в прозе Чехова

Глава П. Повторяющийся хронотоп в творчестве А.П. Чехова и его

семантика

§ 1. Хронотоп христианских праздников (Вербное воскресение и

Пасха)

§ 2. Хронотопы дома и сада

Глава П1. Герои-«двойники» в чеховской прозе

Заключение
Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ
Механизмы, обеспечивающие смысловую индивидуальность каждого художественного текста и творчества художника в целом, сложны и многообразны. По наблюдению В.Я. Лакшина, «истинное произведение искусства, как саму жизнь, можно рассматривать под бесчисленными углами зрения» [Лакшин 1975, с. 167]. Творческое наследие Чехова принадлежит, как неопровержимо доказывает жизнь его творений во времени, к подлинному искусству, и в изучении чеховского феномена, начатом еще современниками1, невозможно подвести окончательный итог.
Список исследователей чеховской прозы достаточно обширен. Так, специфические особенности поэтики прозы А.П. Чехова интерсовали А.Б. Дер-мана («О мастерстве Чехова», 1959), А.П. Чудакова («Поэтика Чехова», 1971 и «Мир Чехова: Возникновение и утверждение», 1986), В.Я. Лакшина («Толстой и Чехов», 1975), Л.М. Цилевича («Сюжет чеховского рассказа», 1976 и «Стиль чеховского рассказа», 1994), М.Л. Семанову (“Чехов-художник”, 1976), В.Б. Катаева («Проза Чехова: проблемы интерпретации», 1979, «Литературные связи Чехова», 1989, «Сложность простоты: Рассказы и пьесы Чехова», 2004, «Чехов плюс... Предшественники, современники, преемники», 2004), В.Я. Линкова («Художественный мир прозы А.П. Чехова», 1982, «Скептицизм и вера Чехова», 1995), Л.Е Кройчика («Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова», 1986; «Неуловимый Чехов: этюды о творчестве писателя», 2007), И.Н. Сухих («Проблемы поэтики А.П. Чехова», 1987 и 2007), В.И. Тюпу («Художественность чеховского рассказа», 1989), Э.А. Полоцкую («А.П.Чехов. Движение художественной мысли», 1979, «О поэтике Чехова», 2001), Е.Д. Толстую («Поэтика раздражения», 2004) и многих других исследователей. Однако Е.Д. Толстая, размышляя о разрушении иллюзии изученности Чехова, справедливо считает, что «многие произведения Чехова вообще еще никогда не были удовлетворительно прочитаны и поняты» [Толстая 2002, с. 9].
1 Эти работы был» собраны в антологию А.П. Чехов : pro et contra. СПб.: РХГИ, 2002. 1072 с.

Существующие концепции чеховского творчества, по мнению И.Н. Сухих [Сухих 2007, с. 96], можно свести к двум - противоположным. Первая, восходящая к критикам-современникам, основывается на том, что в конце 1880-х гг. Чехов изменяет сами приемы, жанры, формы художественного мышления. Этот тип эволюции выглядит так: от Чехонте - к Чехову. Вторая концепция, менее распространенная, исходит из внутреннего единства чеховского творчества, из его глубинных свойств, его художественной философии и имеет другой характер: Чехонте - в Чехове, Чехов - в Чехонте.
Если А.П. Чудаков говорит только об эволюции чеховского повествования [Чудаков 1971, с. 8], то Е.П. Червинскене противопоставляет «единство художественного мира» и его эволюцию, защищая первое и отвергая вторую [Червинскене 1976, с. 39]. Л.Е. Кройчик же уверен, что Чехонте от Чехова неотделим. Исследователь обосновал свою мысль в монографии «Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова»: «Эволюцию творчества Чехова традиционно рассматривают как некое прямолинейное движение от развлекательной юмористики раннего периода к тонкому психологизму последних лет творчества. Между тем эволюция художника была сложнее и многообразнее. Чехов оставался всю свою жизнь верен комическим формам отображения действительности, менялось только качество комизма его произведений, вобравшего в себя и лирические, и драматические, и трагические интонации» [Кройчик 1986, с. 4-5]. Справедливо считая, что творческая и мировоззренческая эволюция художника - естественный процесс и Чехов впоследствии строго оценил все написанное Антошей Чехонте, Человеком без селезенки, Братом моего брата, Рувером и пр., Л.Е. Кройчик определяет эволюцию от Чехонте к Чехову как последовательное усиление психологического начала при воспроизведении характера героя [Кройчик 1986, с. 166-167].
В книге «Перечитывая Чехова. Критический очерк о чеховской прозе и драматургии» Дональд Рэйфилд исследует поэтику Чехова, демонстрируя эволюцию мастерства писателя [Rayfield 1999].

Ранний Чехов уже пытается определить, кому природа приоткрывает свои тайны и какова степень ее открытости. В рассказе «День за городом» (1886) с подзаголовком «Сценка» появляется такой персонаж: «Терентий отвечает на все вопросы, и нет в природе той тайны, которая могла бы поставить его в тупик. Он знает всё» [С. 5, с. 148]. Так, Терентий знает названия всех трав, животных и камней, знает, какими травами лечат болезни, может определить, сколько лошади или корове лет. Если он посмотрит на на заход солнца, на луну или на птиц, он скажет, какая завтра будет погода. Не только Терентий обладает такими способностями. Почти все жители деревни знают столько же, сколько он. Эти люди учились не по книгам, а у самой природы -на берегу реки, в поле, в лесу. Их учили птицы, когда пели песни, учило солнце, когда заходило и оставляло после себя багровую зарю, учили деревья и травы.
Есть в нравственном облике этого героя нечто безыскусное, есть природная доброта, не рассуждающая, а деятельная: «Засыпают дети, думая о бесприютном сапожнике. А ночью приходит к ним Терентий, крестит их и кладет им под головы хлеба. И такую любовь не видит никто. Видит ее разве одна только луна, которая плывет по небу и ласково, сквозь дырявую стреху, заглядывает в заброшенный сарай» [С. 5, с. 149]. Кровная связь людей с природой будет отслеживаться писателем на протяжении всего творческого пути.
В рассказе «Переполох» (1886) - новая разновидность «таинственного» происшествия. Слово «тайна» относится к безобидной институтской привычке Машеньки, гувернантки в богатом доме, прятать во время обеда сладости и хранить их в бельевой корзине. Тайна же пропажи брошки, в чем подозревают всех домочадцев и Машеньку, известна мужу хозяйки Николаю Сер-геичу, который признался Машеньке в краже жениной вещицы. В этом маленьком шедевре ни тайна Машеньки, ни тайна исчезновения дорогой безделушки не акцентируются. Исчезновение двухтысячной брошки становится катализатором процесса прозрения юной неопытной героини, которую все