Поэтика слова в творчестве писателей русской традиционной школы

• Автор: Глушаков, Павел Сергеевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Архангельск
• Количество страниц: 337 с.

СОДЕРЖАНИЕ:
Введение
Глава первая ПОЭТИКА СЛОВА В КОНЦЕПЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ТВОРЧЕСТВА ПИСАТЕЛЕЙ ТРАДИЦИОННОЙ ШКОЛЫ

1.1 Поэтика слова В.М.Шукшина

1.2 Анафорическое слово Н.М.Рубцова

1.3 Образное слово Ф.А.Абрамова

1.4 Миростроительное слово А.Т.Прасолова

Глава вторая От СЛОВА К ОБРАЗУ. ОБРАЗНЫЙ МИР ПИСАТЕЛЕЙ ТРАДИЦИОННОЙ ШКОЛЫ

2.1 Образный мир шукшинских рассказов

2.2 Образный мир лирики Н.М.Рубцова

Глава третья От СВОЕГО СЛОВА К ЧУЖОМУ. ПОЭТИКА ДИАЛОГА С ПРЕДШЕСТВЕННИКАМИ И СОВРЕМЕННИКАМИ
3.1 В.Шукшин: диалог с классической традицией
(Пушкин - Лермонтов - Гоголь - Чехов)
3.2 Спор о «детях солнца»
3.3 Диалог об искусстве: В.Шушкин и Ф.Абрамов
3.4 Неслучившийся диалог: В.Шукшин и М.Шолохов
3.5 Экспериментальная поэтика В.Шукшина
3.6 Н.Рубцов в диалоге с классической традицией
3.7 Н.Рубцов и поэты традиционной школы
Заключение
Библиография

ВВЕДЕНИЕ
Русская традиционная литература представляет собой своеобразное явление, во многом определившее пути развития литературы второй половины XX века1. Между тем, данное явление, по преимуществу, рассматривалось с идейно-нравственной точки зрения, изучалось как этический компонент в синхронных литературных, социологических и публицистических дискуссиях2. Отсюда определился явственный перекос в статусном и интерпретационном характере феномена, а сам он получил локальные определения. Вопросы поэтики отходили на второй план, образуя постепенно зияющую лакуну, требующую своего наполнения. Это определяет актуальность постановки исследования проблем поэтики писателей традиции-онной школы.
В истории русской литературной науки сложилась во многих отношениях парадоксальная ситуация: изучение традиционного течения литературы в силу ряда обстоятельств проходило в «зоне фрагментирования» феномена: явление либо диффузировалось, либо приобретало излишнюю иерархичность, либо сегментировалось («деревенская проза», «тихая лирика» и т.д.). Это, во-первых, расчленило сам объект изучения («традиция» в литературе понималась как следование канонам и образцам, а не как естественный ход функционирования русской литературной реальности). Во-вторых, упростило явление: изучались идеологемы, социальные смыслы, но не поэтика и художественная символика (отсюда и перекос в сторону публицистичности работ по данной теме, научной некритичности и невыработанности исследовательского инструментария). В-третьих,
1 См. значительные работы последнего времени: Большакова А.Ю. Нация и менталитет. Феномен «деревенской прозы» XX в. М, 2000; Большее А.О. Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века. СПб., 2002 (глава «Эрос и Танатос “деревенской прозы”»); Ковтун Н.В. «Деревенская проза» в зеркале утопии: Монография. Новосибирск, 2009; Недзвецкий В., Филиппов В. Русская «деревенская» проза. М., 1999; Цветова Н.С. Традиционная проза второй половины XX века: сюжеты, герои, поэтика. СПб, 2007; Цветова Н.С. Эсхатологическая топика русской традиционной прозы второй половины XX века. Монография. СПб., СПбГУ, 2008; Важные характеристики содержатся в коллективных трудах: Русская литература ХІХ-ХХ веков: В 2 т. Под ред. Б.С. Бугрова и М.М. Голубкова. М. 2001; Русская литература XX века: Итоги и перспективы. Под ред. С. И. Кормилова. М, 2000; Писатели русской традиционной школы второй половины XX века в контексте современности. Сургут, 2009.
2 См., например, последнюю по времени докторскую диссертацию по данной теме: Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины XX века. СПб., 2005.

жанровой сущность записей, идущей от просветительской афористичности Ларошфуко и др.): «Надо заколачивать свой гвоздь в плаху истории (ой-ой-ой!)». Такое «внутреннее снижение» представляет собой не что иное как достаточно подробно изученный психологами феномен «внутреннего говорения», активно развитой рефлексии, источник которой можно видеть в «нравственном противоречии».
Контекстуально некоторые слова во фразеологии Шукшина наполняются антонимичностью, не будучи формально противопоставленными: «Да, я б хотел и смеяться, и ненавидеть, и так и делаю» (положение одновременности действия, при их явственной оксюморонности). В этой рабочей записи, как и в целом ряде других текстов, писатель будто отвечает на чью-то реплику. Эти записи очень диалогичны, представляя собой «редуцированный» ответ-противопоставление опущенной первой части. Это высказывания - почти устный ответ (поэтому представляется перспективным изучение рабочих записей с точки зрения «устной прозы»). Контекстуальная антонимия использует явственный зооморфный семантический код, паразитологические мифологемы, олицетворяющие низкое, грязное, тёмное, плохое: «Грамматические ошибки при красивом почерке - как вши на нейлоновой рубашке». (В этом контексте запись, малопонимаемая изолированно: «А дустом пробовали?») «Когда я долго на одном месте, я себя чувствую, как блоха на зеркале». Наконец, антонимия выступает в анаграмматических конструкциях, указывая на подвижность не только семантики, но и собственно орфографии и графики текста: «Оппозиция (оп!-позиция. - П.Г.), да. Не осталось бы от всей оппозиции -одна поза».
Антиномичное и зооморфное достигают своего апофеоза, думается, в ставшем уже хрестоматийном рассказе «Бессовестные». Само заглавие рассказа позволяет «поиграть» смыслами: набожная старушка Отавина «ввязалась» в историю, из-за которой ездила в церковь «грех замаливать»,
29 Ананьев Б.Г. Психология чувственного познания. М., 1960. С. 362.