Жанровый синтез в биографической и автобиографической прозе Б.К. Зайцева

• Автор: Калганникова, Ирина Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 201 с. : ил.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Обзор литературно-критических и научно-исследовательских работ о
творчестве Б.К. Зайцева
Жанр, система жанров и жанровый синтез как литературоведческие
проблемы
ГЛАВА 1. ЖАНРОВАЯ ПОЭТИКА БЕЛЛЕТРИЗОВАННЫХ БИОГРАФИЙ «ЖИЗНЬ ТУРГЕНЕВА», «ЖУКОВСКИЙ», «ЧЕХОВ» В АСПЕКТЕ
ПРОБЛЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СИНТЕЗА
§ 1 Л. «Жизнь Тургенева», «Жуковский», «Чехов» как беллетризованные
биографии: концепция художественного времени
§ 1.2. Структурно-семантические черты жанровых моделей литературного
портрета и жития в беллетризованных биографиях
§ 1.3. Художественная роль «документа» в формировании жанровой поэтики биографической триады: дневниковый и эпистолярный жанры... 59 § 1.4. Литературно-критический компонент в структуре беллетризованных
биографий
ГЛАВА 2. ЖАНРОВЫЙ СИНТЕЗ В ПОЭТИКЕ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ
ТЕТРАЛОГИИ «ПУТЕШЕСТВИЕ ГЛЕБА»
§ 2.1. «Путешествие Глеба» как автобиографическая тетралогия: основные
аспекты жанровой проблематики и поэтики
§ 2.2. «Путешествие Глеба» в контексте жанровой традиции «романа
воспитания»
§ 2.3. Основные аспекты идиллической «модальности» в
автобиографической тетралогии
§ 2.4. Структурно-семантические черты эпопеи в художественном целом ,
тетралогии
§ 2.5. Жанровое своеобразие «Путешествия Глеба» в аспекте поэтики и
проблематики культурологического романа
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Обзор литературно-критических и научно-исследовательских работ о творчестве Б.К. Зайцева
Сегодня уже не подлежит сомнению, что творчество Б.К. Зайцева не только заметно обогатило национальную литературу, оказалось созвучно художественным процессам начала XX века, но и стало ярким явлением в культурной жизни Русского Зарубежья. Для того, чтобы в условиях эмиграции, в состоянии «рассеянья» (термин Г.В. Адамовича) его соотечественники не утратили полноты национального самосознания и чувства духовного единства, Зайцев стремился сохранить для них культурную и историческую память о России Жуковского и Пушкина, Тургенева и Чехова, а также о России своего детства и юности. Не случайно из всего обширного творческого наследия писателя наибольший интерес вызывают биографические и автобиографические произведения.
В настоящее время наиболее подробно изучена дореволюционная проза Зайцева. Ее художественные особенности были определены критикой еще в первые десятилетия 20 века, в доэмигрантский период творчества писателя.
Уже в отзывах на издание первой книги рассказов «Тихие зори» (1906) представители дореволюционной критики пытались сформулировать концепцию мира и человека в творчестве Зайцева, отвечая на вопрос антропоцентричны или космоцентричны ее основания. Критики сходились в представлении о том, что в рассказах Зайцева «нет или почти нет человека» (3. Гиппиус) [85], личность «растворена в окружающем» (А.Г. Горнфельд) [93], герои являются «частью целого» (П. Коган) [159].
О «безвольности», «пассивности» героев Зайцева в негативном духе отзывались М. Морозов [208] и К. Чуковский [292]. Однако это не мешало им признавать особую художественную отзывчивость писателя на движения и тяготения национальной души, умение передавать стихию русской жизни.
Национальные истоки творчества Зайцева были также отмечены В. Полонским [223], А. Гизетти [81]. Справедливы оценки Н. Коробки, заметившего, что в ранних произведениях писателя присутствует реальный человек, просто автор «подходит к нему по-другому» [165, с. 295].
У Зайцева образ национального бытия вписан в космическое целое, космологичен. Не случайно 3. Гиппиус почувствовала в его произведениях «дыхание космоса» [85], Ю. Айхенвальд подчеркивал, что у писателя человек и мир сливаются в «единой жизни, мир входит в человека» [18], а Г. Горнфельд назвал Зайцева «поэтом космической жизни» [93].
Если в ранних рассказах Зайцева человек воспринимался, прежде всего, как часть природного бытия, слившегося со Вселенной, то в трактовке его образа в произведениях 1910-х гг. писатель пришел к психологизму, точнее автопсихологизму. Как отмечала Е. Колтоновская, «Б. Зайцев воплощает только то, что ему родственно», «в каждом из его героев - органическая частица авторской природы» [163, с. 79]. О субъективизме Зайцева как основе его творческой манеры писал и В. Голиков: «Но объективным ему быть не дано, - и он все изображает себя, все Зайцева: Зайцева-швейцара, безнадежно влюбленного («Сны»), Зайцева-актрису, безвзаимно увлекшуюся элегантным и загадочным Горичем («Актриса») и т.д.» [88, с. 165].
Константой авторского представления о мире является видение его как светлого, радостного, гармоничного пространства, наполненного любовью. Любовь смягчает болезненные моменты существования. Как писал
А. Лаврецкий, «любовь сочетает у Зайцева хаос с космосом, подчиняя первый другому, и примиряет с жизнью. Мир оправдан, потому что в нем любят» [174, с. 12]. Свойственный Зайцеву дар приятия жизни в нерасторжимом сочетании радостей и скорбей («в приятии горя, скорби, как чего-то возвышенного» [174, с. 12]) религиозен по сути, так как в его основе лежит безграничное доверие Творцу.
Так, постепенно критика подходила к вопросу о началах религиознофилософского мировоззрения писателя. Здесь не наблюдалось единства

благодаря сочетанию глаголов несовершенного вида в прошедшем времени (со значением неоднократного действия) с глаголом в настоящем времени.
Другой пример: сцена, наглядно передающая душевное опустошение Тургенева в горькие минуты парижской жизни: «Сторы в комнате раскрашены, разные фигуры изображены, узорные, очень пестрые. Он смотрит-смотрит, потом подымается, отрывает стору, делает из нее длинный колпак, аршина в полтора. Становится в нем носом в угол и стоит. «Тоска стала проходить, мало-помалу водворился какой-то покой, наконец, мне стало весело» [7, т. 5, с. 71]. Все действие в этой сцене передается глаголами несовершенного вида, употребленными в настоящем времени. И только завершающий сцену отрывок из письма Тургенева возвращает происходящее моменту прошлого. Напротив, описание вечера в гостиной Плетнева с употреблением глаголов несовершенного вида в прошедшем времени (со значением неоднократного действия) в сочетании с импрессионистическим портретом Кольцова воспринимается как фрагмент реальности,
разворачивающейся в настоящем времени: «В гостиной Тургенев робко жался среди литераторов — взрослых и настоящих. Тут находились Воейков, Гребенка, князь Одоевский, и еще один смирный человек, в длинном двубортном сюртуке, с лицом русского мещанина... Это был Кольцов... Беседовали до полуночи. Барич Тургенев, уходя, подвез в санках покашливавшего воронежского прасола в длинном его сюртуке, шейном платочке бантиком, с голубой бисерной цепочкой часов и очень умными и очень грустными глазами» [7, т. 5, с. 33].
В тексте биографии «Жуковский» также можно встретить примеры одновременного употребления в одном контексте нескольких
разновременных грамматических конструкций. В одном из отрывков
представлено описание первых театральных опытов юного Жуковского-драматурга на сцене домашнего театра. Первоначально дан исторический экскурс, воссоздающий общую культурную атмосферу того времени и особый дух просвещенных увлечений в доме Варвары Афанасьевны