Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе : на материале произведений Саши Соколова и Виктора Пелевина

• Автор: Дмитриенко, Иван Константинович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 219 с.

Оглавление
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. МИФОЛОГИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ В КАРТИНЕ МИРА НЕМЕЦКИХ РОМАНТИКОВ И ЕЕ НАСЛЕДОВАНИЕ РУССКИМИ ПОСТМОДЕРНИСТАМИ
1.1. Неомифологическое сознание, его социально-историческая подоплека и проекции в прозе немецкого романтизма и русского постмодернизма
1.2. Мифологический хронотоп в романтическом и постмодернистском дискурсах
ГЛАВА 2. ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА: РОМАНТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ И ЕЕ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЕ ПРЕЛОМЛЕНИЕ.
2.1. Деконструкция объективной реальности
2.2. Фрагментарность как миромоделирующий принцип
2.3. Амбивалентность мотивно-образной структуры
2.4. Солипсизм как финальная стадия восприятия реальности
ГЛАВА 3. РОМАНТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ И ЕГО ТРАНСФОРМАЦИЯ В
РУССКОЙ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПРОЗЕ
3.1. Новый тип героя и его конфликт с социумом: этический аспект.-
3.2. «Трансцендентный прорыв» как разрешение романтических и постмодернистских антиномий
3.3. Канон романтического обличения цивилизации и его преобразование в критику метанарраций у постмодернистов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ
Постановка проблемы. Во второй половине XX века изменения большинства сфер общественной жизни сигнализировали о наступлении новой культурноисторической эпохи - постмодерна. Смену культурных эпох сопровождала выработка новой философско-эстетической системы, получившей название постмодернизм, и - в ее рамках - одноименного литературного направления. Само название определяет его антагонистическую сущность по отношению к литературе модернизма. Вместе с тем, постмодернистская литература как тип художественной рефлексии противостоит мировоззрению эпохи модерна в широком смысле понятия - «логоцентристской» мысли Нового времени, краеугольным камнем которой был культ разума.
Если задаться целью обнаружения литературных, а, стало быть, мировоззренческих истоков этого литературного движения, то, прежде всего, мы должны обратиться к тем периодам в истории Нового времени, в которых были зафиксированы бунтарские настроения в отношении разума. Наиболее ярким в числе подобных явлений является движение романтизма, характеризовавшееся решительным отказом от «рацио» в пользу интуиции. Именно в период романтизма, на рубеже XVIII-XIX веков, западноевропейское общество открыло принципиальную ограниченность и несовершенство созданной модерном картины мира.
В данной работе речь пойдет о немецком романтизме. Прежде всего, потому что этот национальный тип стоял у истоков движения в целом и дал импульс к его развитию в других странах. Соответственно, среди исследователей романтизма немецкий вариант считается наиболее репрезентативным. «Мы ограничиваем себя Йенским романтизмом. Поскольку наша задача сводится к анализу некоторого подлинного чувства, хочется иметь дело с наиболее подлинным его выражением», - писал отечественный специалист по романтизму В. Жирмунский1. «В каждой национальной литературе были свои предпосылки для возникновения и развития романтизма, но <.. > идеи йен-ской школы <...> имели широкий резонанс за пределами Германии и оказали существенное влияние на эстетику романтизма в других странах»2, - подтверждает другой видный исследователь литературы этого направления A.C. Дмитриев.
1 Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Типография Товарищества A.C. Суворина «Новое Время». 1914. С. 11.
2 Дмитриев A.C. Предисловие // Избранная проза немецких романтиков: В 2 т. М.: Художественная литература. 1979. Т.1.С.8.

Для современного этапа исследования немецкого романтизма характерно возрастание числа публикаций, посвященных рассмотрению преемственности и трансформации романтических идей у представителей различных направлений западноевропейской культуры. Сам факт обращения к наследию предшествующих эпох является неотъемлемым свойством культурно-исторического процесса: «Всякая эпоха художественного развития осмысливает свою сущность, ставя себя в ряд прошедших времен истории искусства - по принципу противостояния или преемственности, «выбирая» в прошлом близкую себе эпоху, находя в веках, чаще всего далеких, стиль и традицию, которые были способны стать опорой рождающейся новой художественной системы»3. Вопрос о «воскрешении» романтизма в современной культуре неоднократно являлся предметом рассмотрения российских ученых: заслуживают внимания работы В. Шервашидзе4, Г. Фролова5, JI. Андреева6, В. Пигулевского7, А. Карельского8. Они указывают на то, что «личностное» содержание романтизма «составляет основу многих новых течений и направлений уже XX, а возможно, и ХХЗ века»9. Так, по мнению А. Карельского, «многочисленные «измы» двадцатого века <...>- это по прямой линии потомки романтизма. Их многие - и подчас самые главные - теоретические постулаты легко к нему возводимы»10. С ним согласен JI. Андреев: «Романтизм, неоромантизм - одна из основных частей современного синтеза. По мере продвижения к концу нашего века, по мере осознания всеохватности угрозы, нависшей над человечеством, сгущается и романтическое мироощущение. Одна из его сторон - осознание хаотичности действительности, ее враждебности человеку, ее несостоятельности; другая же сторона являет собой попытку возвратить в искусство общечеловеческие ценности, ценности самого искусства, <...> трансцендентное начало, столь существенно важное для классического романтизма»1 ’. Найдя плодотворную почву для своих идей в сознании рубежа XX-XXI веков, романтизм оказывает прямое влияние на всю
3 Байдаров Е.У. Проблемы дихотомии «Запад-Восток», «Восток-Запад» в глобалистике // Credo New. 2007. №4. C. 18.
4 Шервашидзе В.В. Метаморфозы романтизма в XX веке: французский экзистенциализм // Вестник Ун-та РАО. 2005. № 1. С.21-26.
5 Фролов Г.А. «Ренессанс романтизма» в литературе немецкого постмодерна (Часть I. Диалог) // Он же. Литература XX века: Итоги и перспективы изучения. Материалы вторых Андреевских чтений. М.: Экон. 2004. С.80-84.
6 Андреев Л.Г. Чем же закончилась история второго тысячелетия? (Художественный синтез и постмодернизм) // Зарубежная литература второго тысячелетия. М.: Высшая школа, 2001. С.292-334.
711 и гуле вс кий В.О. Ирония и вымысел: от романтизма к постмодернизму. Ростов-на-Дону: Фолиант, 2002. 418 с.
8 Карельский A.B. От героя к человеку'. Два века западноевропейской литературы. М.: Советский писатель, 1990. 400 с.
9 Карабегова Е.В. Барокко. Рококо. Романтизм. Три этапа развития нериторического художественного сознания // Романтизм: искусство, философия, литература. Материалы международной конференции. Ереван: ЕГЛУ им. В.Я. Брюсова, 2006. С.5.
10 Карельский A.B. От героя к человеку'. Два века западноевропейской литературы. ... С.22.
11 Андреев Л.Г. Указ. соч. С.304-305.
выми марками» современности: Pink Floyd, Pepsi-Cola, Gucci, Prince of Persia - все это также способствует созданию антуража и помогает читателю ощутить вовлеченность в судьбу героя. Таким образом, подобно Гофману, Пелевин стремится сплести из реальности и фантастики «изящную и прочную нить»175.
Впрочем, и сами мифологические образы в период романтизма претерпевают серьезную модификацию и трансформацию, ведь романтики стремились «не вернуться в ушедшее прошлое, а пережить и переосмыслить прошлое в настоящем», создав «новую мифологию»176. «Новая мифология» для них - это продукт «свободного творчества человека, следствие сознающего себя (рефлектирующего) духа», который «воплощает в культуре свою собственную символику»177. Поэтому интерес к мифологии неизбежно предполагал создание новых мифов, самостоятельное художественное мифологизирование, в которых романтики достаточно вольно обращались с древними сюжетами, используя их как своеобразное «сырье». Неслучайно исследователи отмечают, что «в явлении романтизма мы обнаруживаем людей, устанавливающих заново отношения со своим прошлым после шока Французской революции»178. Так, Ф. Гельдерлин включал в число олимпийских богов Землю, Гелиоса, Аполлона, Диониса, а верховным богом у него оказался Эфир; в поэме «Единственный» Христос - сын Зевса, брат Геракпа и Диониса; в «Смерти Эмпедокла» Христос сближается с Дионисом, а смерть философа Эмпедокла трактована как мучительная крестная смерть побитого камнями пророка179.
Играет с системами знания и Гофман, мифотворчество которого было особенно экстравагантным. Его мифологические персонажи, оказавшись в обыденных обстоятельствах, теряют свой «священный» статус, иронически переосмысляются. Как утверждает Р. Сафрански, для «Золотого горшка» Гофман «понадергал сведений» из Шеллинга и Шуберта; архивариус Линдгорст у него носит траур, поскольку его мифический предок Фосфор умер «лишь» 385 лет тому назад, а брат Линдгорста охраняет в качестве дракона в Тунисе мифический карбункул, время от времени «на четверть ча-
175 Hoffmann Ernst Theodor Amadeus. Fantasiestucke inCallots Manier. ... S.212.
176 Савельева И.М., Полетаев А.В. История и интуиция: наследие романтиков. М.: ГУ ВШЭ, 2003. С.19.
177 Окружко В.В. Философия культуры раннего немецкого романтизма. ... С. 17.
178 Butterfield Herbert. Man on His Past. The Study of the History of Historical Scholarship. Cambridge: Cambridge University Press, 1955. P.18.
179 Лотман Ю.М., МинцЗ.Г., Мелетинский E.M. Литература и мифы // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 1. М.: Советская энциклопедия, 1980. С.220-226.