Начала нравственной философии в "Оправдании добра" Владимира Соловьева

• Автор: Беккер Маттиас
• Шифр специальности: 09.00.05
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 125 с.

НАЧАЛА НРАВСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ В “ОПРАВДАНИИ ДОБРА” ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА.

СОДЕРЖАНИЕ:
Введение

ГЛАВА 1. B.C. Соловьев и вопрос о свободе воли

1. Воля у Соловьева и Канта

2. Введение Соловьевым возможности абсолютного произвола

3. Поворот Соловьева как “коперниканский переворот” Канта

ГЛАВА 2. Стыд и аскетизм как основания единства человека в нравственной философии B.C. Соловьёва
1. Структура чувства стыда. Чувство стыда как различённость чувства (чувственности) и действия (действительности)

2. Чувство стыда как нравственное самосознание

3. Чувство стыда как факт действительности

4. Подлинный и мнимый нравственный аскетизм
5. Аскетизм как единство чувственности и разума
ГЛАВА 3. Жалость и альтруизм как осуществление
нравственной полноты человека в учении B.C. Соловьёва
1. Жалость как соединение чувства и разума
2. Жалость и воля человека
ГЛАВА 4. Противоположность блага и добра (критика Соловьевым отвлеченного эвдемонизма)
1. Определение человека как человека, “желающего чего-то”
2. Критика благоразумного эвдемонизма
3. Различие между нравственным и эвдемонистическим аскетизмом
4. Критика утилитаризма
ГЛАВА 5. Отношение блага к добру как основное начало в нравственной философии B.C. Соловьёва
Заключение
Список литературы

ВВЕДЕНИЕ.
Когда на Западе выходит в свет какая-нибудь книга по истории этики, там, среди философов, имеющих значительное место в этой истории, вряд ли можно найти имя Владимира Соловьева. Однако когда в России публикуется монография по истории этики, имя Владимира Соловьева обязательно присутствует в ней. Несомненно, в истории русской философии, а особенно в истории русской практической философии, забыть B.C. Соловьева нельзя, и осознание значения религиозной философии Соловьева для русской и мировой культур распространено не только в России. Но в обсуждении ключевых связей мировой этической мысли Соловьев является излишним, потому что он никогда не был включен в тот круг, в котором излагаются проблемы этики в мировой философии. Это значит: если Соловьев и имеет свое значение в истории этики, то открытие этого значения стоит еще перед нами в качестве задачи. На это есть надежда, так как Соловьев оставил после себя разработанную систему этики, построенную в связи со всеми тогдашними проблемами этики, которые считаются еще в нынешние дни нерешенными.
Таким образом, этика Соловьева является не только предметом исследования истории философии, но и недостаточно учтенным моментом настоящих дискуссий в области этики, в частности, относительно вопроса о смысле жизни человека “здесь и теперь”. Соловьев дал в своей главной этической работе “Оправдание добра” ответы на то, как человек определяет себя именно как человека, как он может осознать себя как единого, целостного, разумного и чувствующего человека и нравственно действовать. А еще он дал ответы на то, как можно отличить превращенные, не нравственные действия от несомненно нравственных и как совмещается природное стремление к благосостоянию с разумным требованием осуществлять добро. Поставленные Соловьевым вопросы и их решения подчеркивают последовательную и достоверную попытку создать ясную нравственную позицию между уважением моральной философии Канта и плюрализмом этических теорий, так и действительных самоопределений людей. Таким образом, крайности, которые обнаружились не только во времена возникновения этики Соловьева, но и выделяются в нынешние дни, а, может быть, даже еще больше, чем тогда. Следовательно, разработка ясности и достоверности нравственной философии Соловьева, сделанная до сих пор лишь в начинаниях, представляет собой необходимую часть настоящих этических дискуссий.
Целью данной работы является рассмотрение систематической структуры главного труда Соловьева в области этики “Оправдания добра”, имея в виду отношение этого трактата к западноевропейской философской традиции, прежде всего, к философии Иммануила Канта. Такое выяснение отношения к западноевропейской философской традиции не должно включать в себя все влияния, но именно собственное столкновение Соловьева с представителями западной философии, поскольку он сам занимался в своём труде проблемами этих философов.
Вследствие анализа приведённых Соловьевым аргументов, выделяются основные заключения в отношении к структуре его мысли. При этом общая цель

состоит не в том, чтобы повторить уже много раз представленную в литературе о Соловьеве демонстрацию разных влияний, которым подлежала его философия, но в том, чтобы выяснить начала и связанные с ними заключения в отношении к значению, определенному его структурой мысли Соловьева. Самым важным методологическим принципом является комментирование главных частей труда Соловьева, указывая на “скрытые” структуры его философии и его отношение к другим представителям философской традиции в связи с обсуждаемой проблемой. Таким образом, демонстрация отношения Соловьева к другим философам вытекает из рассмотрения самой представленной темы, но не представляет собой сопоставление разных общих философских влияний.
Все-таки, требуется еще одно значительное ограничение концепции данной работы, потому что труд “Оправдание Добра” является по объему и содержанию огромной системой, которую полностью раскрыть в данной работе, посвященной подробному анализу текста, невозможно. Можно сказать, что в русско- и немецкоязычной научной литературе относительно много написали о работах Соловьева по этике, особенно о проблемах, представленных в “Оправдании Добра”, поэтому ограничение концепции данной работы также зависит от исследований в этой области.
Что касается научной литературы по нравственной философии Владимира Соловьева в Германии, то можно признать, что его нравственная философия никогда не была значительной частью философской литературы, посвященной практической философии или этике. Несомненно, имеются более или менее серьёзные и значительные работы о нравственной философии Соловьева. В первую очередь, Соловьев вызывает интерес как философ “синтеза”, прежде всего, синтеза Востока и Запада как духовного соединения православной и католической церквей, или “синитесиса” в форме утверждения идеи “всечеловечества”. С этой точки зрения, Соловьев понимается как представитель целостности Европы и мира, а все последующие представления о Соловьеве должны удовлетворять этой общей перспективе признания Соловьева как философа синтеза или как философа всеединства. Эта точка зрения приписывается, прежде всего, культурологическому подходу, где мыслитель понимается как такой, который нам близок в своих синтетических достижениях, но далек в своих собственных основаниях культуры. Результатом этого рассмотрения, вследстие того, что он вюочил в свое мировозрение идеи синтеза и всеединства, является признание за ним точки зрения современной культуры. Характерным примером рассмотрения этого вида считается книга норвежца Петера Нормана Вагэ “Невидимый континент: Владимир Соловьев - мыслитель Европы”1, которая сразу после первого издания была переведена на немецкий язык.
Другая точка зрения, благодаря которой возникает увлечение Соловьевым в Германии, исходит от Рудольфа Штейнера и его антропософии. Хотя Штейнер не владел русским языком и поэтому знал учение Соловьева только через переводы, он с точки зрения антропософии осуществил такую интерпретацию Соловьева, которая включала в себя его теорию познания, но, прежде всего, его
1 Waage, Peter Normann: Der unsichtbare Kontinent: Wladimir Solojow, der Denker Europas [Aus dem Norwegischen], - Stuttgart: Verlag Freies Geistesleben, 1988. - 340 S.

движения небесных тел, то он попытался установить, не достигнет ли большого успеха, предположить, что движется наблюдатель, а звезды находятся в сосотоянии покоя”.
“Коперниканский переворот” Канта выражается в изменении точки зрения, ибо по Канту в метафизике сначала надо обратить внимание не на предмет познания, а на субъект познания, чтобы выяснить, как субъект со своей стороны определяет познание предмета. Вопрос сейчас состоит в том, в чем можно сравнить обращение Канта в теории познания на субъект с обращением Соловьева на человеческую природу в этике. Сначала можно заметить только форму переворота, хотя Соловьев не называл свой переворот “коперниканским”, потому что он совсем не утверждал радикального изменения точки зрения. Однако это чисто формальное сравнение, которое, на самом деле, ничего не дает.
Если в анализе поворота Соловьева применить образ радикального изменения точки зрения как у Канта, тогда следует подчеркнуть, что Соловьев требовал обращения внимания на человеческую природу как основную нравственную данность. Но Соловьев указал на нравственную данность тогда, когда в этике уже обосновали нравственность определением нравственного субъекта. Чтобы разработать свою позицию, он привнес пример возможного действия человека вопреки знанию добра, показывая возможность разделения субъекта на две друг от друга не зависимые части: одна часть, которая независима от знания добра, действует, другая часть, которая знает всеобщее нравственное требование, хотя в практическом действии не имеет никакого влияния. Такой субъект, разделенный на две части, не является больше единым субъектом, т.е. человек теряет свое единство в качестве субъекта действия. Возникает вопрос об онтологическом статусе такой ситуации в действительности. Всякая этика до сих пор не могла обратить внимание на эту проблему, ибо она исходила из единства субъекта, который действует по добру, если этот субъект знает добро в такой форме, чтобы его осуществить. Все это было обосновано в уверенности, провозглашённой Сократом, что, в конце концов, человек преодолеет свою двойственность и будет действовать по добру.
Соловьев же подтвердил невозможность дать верный ответ в рамках практической философии и требовал обратить внимание на человеческую природу, но не в связи с тем, чтобы ответить на вопрос, а чтобы создать истинные основы нравственной философии. Однако, на самом деле, суть вопроса о действительной данности деяния против знания о добре лежит именно в проблеме субъективного единства человека в практических поступках. Поэтому, обращение Соловьева к человеческой природе можно объяснить требованием сохранить или восстановить единство человека в практических поступках. Природа человека понимается при этом не только как данность, но и как творческое восстановление единства действующего субъекта.
На самом деле, указывая на человеческую природу, Соловьев не употреблял понятие “субъект”, понятие “субъект” появляется у Соловьева в
24 Кант, И: Сочинения: в 6 тт., т. 3. - М. 1964, с.
25 Не случайно говорил Соловьев во второй части “Оправдания добра” о том, что нравственность тоже означает требование быть истинным гениусом в отличие от принадлежности к генусу.