Комплексная реальность как топика русской культуры

• Автор: Порошина, Анна Михайловна
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Омск
• Количество страниц: 186 с. : ил.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение

Глава I. ТОПИКА РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ: ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ

§ 1. Топика как пра-символ культуры

§ 2. Мнимости за гранью действительного

2.1. Не-у-местные мнимости

2.2. Опыт нового истолкования мнимостей: из математики в онтологию

§ 3. Реальность как комплексная величина

Глава II. ОСОБЕННОСТИ ВИДЕНИЯ В ТОПИКЕ РЕАЛЬНОСТИ

§ 1. Перспектива как «символическая форма»
§ 2. Путь ведения
2.1. Лента Мёбиуса как онтологическая модель жизненного пути
2.2. Четырёхмерность духовного видения
§ 3. Телеспектива как видение цивилизации
Глава III. ЯЗЫК, УКОРЕНЁННЫЙ В БЫТИИ
§ 1. Меональность как специфика русской реальности
§ 2. Язык как с-каз бытия
2.1. От лика мнимости к гримасе Зазеркалья
2.2. Язык комплексной реальности
§ 3. Прямая и обратная перспективы как принципы текстопорождения
Заключение
Библиографический список
Приложения

Введение
Актуальность темы исследования. Философия в нашей стране вот уж два десятка лет стоит на распутье, не в силах отважиться решить, чем же ей быть - русской философией или только лишь философией в России. Проблема самоидентификации русской культуры в целом и философии в частности остаётся нерешённой, приобретая первостепенную важность. Оригинальная русская философская традиция была оборвана в начале XX века в самом расцвете своих сил и отношение к ней в наши дни, при неуклонном возрастании интереса, остаётся всё же преимущественно историко-философским. И если о русской философии сегодня говорят всё больше и больше, то попытка говорить изнутри неё представляется нам не только крайне актуальной, — как этап, непосредственно предшествующий уже построению оригинальной философии, продолжающей русскую философскую традицию - но и сравнительно новой.
Другой причиной, обусловливающей актуальность нашего исследования, является крайняя деонтологизация современной философии. Возрождение интереса к онтологии в первой половине XX века, как в России (C.JI. Франк,
H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, Н.О. Лосский, А.Ф. Лосев), так и на Западе (М. Хайдеггер, Н. Гартман, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти), было крайне плодотворным, но не слишком долгим. Спустя полвека интерес к бытийной проблематике утрачивает силу и философия постмодернизма, вслед за позитивизмом всех толков, изгоняет «метафизику» в область пережитого прошлого. Отказ от онтологии, прозвучавший как приговор бытию, во имя антропологии, социальной философии, философии науки и философии как основы междисциплинарных исследований оборачивается попыткой вырастить богатый урожай на непригодной для этого почве. Укоренённый в бытии, но отвративший свой взгляд от него, человек стремится создать вокруг себя здоровую атмосферу, будучи больным изнутри. Поэтому возврат к русской философии, по существу своему онтологичной, представляется делом столь же насущным, сколь и непростым.

Однако потеря интереса к бытию в философии коренится в стремительной утрате современным миром связи с самим бытием. Человек мигрирует из мира реального в мир информационный, из биосферы - в техносферу. Граница между собственно реальностью и виртуальной реальностью постепенно размывается, существующее всё труднее отличить от несуществующего, как и существенное от несущественного. В мире, где умер Бог, автор и субъект, трудно говорить о чём-то всерьёз, а употребление таких слов, как «бытие» или «истина» кажется порой едва ли не неприличным. Пытаясь начать говорить изнутри русской философии, мы могли бы диагностировать подобную ситуацию как болезнь самого бытия. Бытие не стало иным, но заболев, подобно человеку, оно обращено лишь к своей боли. Забвение в «топографической амнезии» иной стороны бытия, невозможность за опухолью действительного, земного мира увидеть подлинной реальности -всё это признаки метафизического недуга, охватившего современный мир. Бытие больно и его лицо в виде явлений культуры воплощает это состояние. Глаза бытия обращены к будущему выздоровлению, заботясь о дне завтрашнем, но не видя того, что близко ему сегодня. Язык бытия сквозь толки и болтовню повседневности извергает лишь немотствующие стоны, заставляя содрогаться человека, имеющего уши слышать. Изуродованное болезнью бытие всё чаще отвращает от себя внимание философии. Пока эта болезнь не стала смертельной, низведя бытие к «поверхности», крайне актуальным представляется обращение к глубинным основаниям русской культуры и заложенной в ней онтологии.
Степень разработанности проблемы. В настоящее время приходится констатировать отсутствие целостных исследований по проблеме топики русской культуры. Русская культура всегда привлекала к себе внимание виднейших её представителей, посвящавших свои труды изучению её самобытности, среди них: Н.Я. Чаадаев, A.C. Хомяков, И.В. Киреевский,
Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, H.H. Страхов, Ф.М. Достоевский,
B.C. Соловьёв, В.В. Розанов, H.A. Бердяев. Однако горизонт вопрошания

«дедекиндовским сечением»109)11 °.
Итак, греки отказались от иррационального числа, после его обнаружения в математических построениях, по причине неуместимости в античную топику, которая предполагает лишь чувственно-наличные единичные тела, нераздельные с их местом. По той же причине и фаустовская культура оказывается неспособной принять мнимые, а следовательно и комплексные, числа: её топика ограничена сферой действительного пространства111 -чистого и бесконечного, и потому «всё содержание западного числового мышления фокусируется в классической для фаустовской математики проблеме предела, скрывающей в себе ключ к тому труднодоступному понятию бесконечного»11“. Для Античности же не было проблемы предела, поскольку не было предела как проблемы. Греческая топика изначально задаёт пространству предельность: это его неотъемлемая черта, способ существования.
Что касается мнимых и комплексных чисел, то математики западной культуры (Бомбелли, Бернулли, Декарт, Лейбниц, Коутс, Муавр, Эйлер) обращались с ними как с действительными113, производили действия над ними как над обыкновенными вещественными числами114, что говорит об отсутствии ясного понимания их природы115 и использовании лишь как удобного инструмента для вычислений. По словам Гаусса, «в царстве величин мнимые должны рассматриваться как пользующиеся одинаковыми с действительными величинами правами»116. «Просто предполагалось, что они подчиняются обычным арифметическим правилам, и на этом основании их
109 См. Рассел Б. Введение в математическую философию. Избранные работы. - Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2007.-С. 118-122.
Естественно, мы не утверждаем, что создание геометрической интерпретации иррационального числа повлияло на формирование философских взглядов или наоборот, речь идёт об у-своении идеи иррациональности западной культурой, что и проявилось в формировании новых философских течений и открытий в математике.
111 Ср.: «геометрия изучает лишь действительное пространство». Вейль Г. О философии математики. - М.: КомКнига, 2005. - С. 87.
112 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. - С. 127-128.
113 См. Стиллвелл Д. Математика и её история. - М.-Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2004. - С. 257-263; Александрова Н.В. История математических терминов, понятий, обозначений. - С. 218.
114 См. Фосс А.Э. Сущность математики. - С. 18.
115 См. Клайн М. Математика. Утрата определённости. - С. 139.
Цит. по: Маркушевич А.И. Работы Гаусса по математическому анализу // Карл Фридрих Гаусс: Сборник статей / Под общей ред. И.М. Виноградова. - М., 1936. - С. 182.