Исповедальное начало в русской прозе 1960-х годов : На материале жанра повести

• Автор: Садовникова, Татьяна Валерьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 204 с.

Глава 1 «Я-разный...»: «молодежная» повесть 1960-х гг

Глава 2 «На войне как на войне»: фронтовая лирическая

повесть 1960 — начала 1970-х гг

Глава 3 «Пути, которые мы выбираем»: «путевая» повесть

1960-х гг
Заключение
Литература

Шестидесятые годы XX века как исторический период, а также связанное с этим периодом такое культурное явление, как шестидесятничество, уже практически сорок лет оказываются предметом взыскательного изучения и неутихающих споров. Однако несмотря на то, что шестидесятники не спешили «уступать своего места в современной русской литературе» /214/, сегодня уже становится очевидной исчерпанность шестидесятнической программы, что открывает новые возможности изучения мировоззрения человека тех лет и художественного наследия, это мировоззрение отразившего. Этими обстоятельствами и определяется актуальность настоящей работы.
Обращение к литературе 1960-х годов требует осмысления понятий «шестидесятые» и «шестидесятник». Само понятие «шестидесятые» условно и, как и «семидесятые», и «другие подобные “рубрикации”, оно, конечно, в значительной мере является исследовательским конструктом и оправдывается лишь тем содержанием, которое удается за ним обнаружить» /81, с. 8-9/. Нижнюю границу «шестидесятых», как правило, определяют 1956 годом, ставшим знаменательным благодаря XX съезду партии и особенно хрущевскому докладу о развенчании культа личности; верхняя граница - 1968, год вторжения советских войск в Чехословакию. Тогда закончились
* Здесь и далее выделения в тексте полужирным шрифтом наши, разрядкой -авторские (Т. С.)
«шестидесятые» и начались «семидесятые». Иначе период с 1956 по 1968 называют «оттепелью» (название повести И. Эренбурга характеризовало перемену общественной атмосферы в послесталинские времена).
Сегодня понятие «шестидесятые» укоренилось в культурном сознании, и, несмотря на то, что человека начала XXI века от тех лет отделяет всего лишь (по историческим меркам) сорокалетняя дистанция, этот период стал уже исторической данностью. В то же время эти годы еще свежи в памяти многих, и прежде всего тех, кого называли и называют «шестидесятниками» (вслед за А.Ю. Даниэлем, обобщившим мнения критиков, литературоведов, публицистов, этот термин мы применяем для обозначения «свободомыслящей (или просто мыслящей) советской интеллигенции 1960-х гг.» /81, с. 124/). Необходимо отметить, что среда писателей-шестидесятников не была однородной. Вместе с тем для большинства социализм воспринимался законным строем в стране, нуждавшимся, однако, в изживании серьезных недостатков, в первую очередь - догматизма.
Рассматривая «шестидесятые» как предмет истории русской культуры, нужно помнить о том, что «русская культура традиционно дуалистична и развивается в условиях черно-белой оппозиции» /81, с. 25/. Дуализм шестидесятых проявлял себя в том, что художники, «с одной стороны, еще не избавились от всепоглощающего “страха иудейского” перед режимом, с другой - были наивны, очарованы романтикой “оттепели” и не владели международными контекстами» /81, с. 25/. Эти «веяния времени» не могли не

иронизирует над материалом, во- первых, продолжая полемику с «производственным» романом, а во-вторых, что более важно, отчасти сомневаясь в том, что уже было создано «молодыми», в том числе и им самим.
«Молодая» проза изображала молодого же героя (ему не меньше шестнадцати, но и не больше двадцати четырех), который почему-либо на время оказывался перед весьма трудным выбором: ему предстояло решить, что делать дальше со своей жизнью. Постепенно складывалась определенная схема характеристики героя «молодежной» повести.
К моменту появления повести А. Гладилина «Дым в глаза» эта схема уже существовала, но постоянно дополнялась. Так «молодые» отчасти пришли к тому, от чего так старательно отрекались в свое время. На этот процесс точно указал А. Ланщиков: «...одним схемам противопоставлялись другие, одни характеры-функции вытеснялись другими характерами-функциями, полемика со схемами велась при помощи новых схем» /58, с. 32/. Возможно, именно этот процесс и был осмыслен в повести А. Гладилина. И тогда все высказывания критиков о том, что «повесть...схематична! Герой — схема молодого человека, взалкавшего славы, легкомысленного, отправившегося “лечиться” на Дальний Восток. Его антипод - схема человека добродетельного и трудолюбивого. А кругом “атмосфера” схемы - юноши в узких брюках и модных пиджаках, гуляющие по улице Горького; юноши в кепках и сапогах, выражающиеся нецензурно; схемы девушки приличной и девушки неприличной и т.п.» /222, с. 57/ - могут прочитываться несколько иначе. Герой-схема - это не неумение писателя создать другого героя. А. Гладилин сознательно создает именно