Философские и культурологические основания современной танатологии

• Автор: Демичев, Андрей Витальевич
• Шифр специальности: 09.00.13
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1997
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 280 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
1.СМЕРТЬ В СОЦИО-КУЛЬТУРНОМ ИЗМЕРЕНИИ
1 .Культурогенность смерти
2. Ребенок и смерть
3.Смерть в социально-художественном пространстве
П.ЧЕЛОВЕК НА ПОРОГЕ ВЕКА: ФИЛОСОФСКО-
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ
ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПРОБЛЕМЫ СМЕРТИ
1. Бытие и Ничто
2. Эрос и Танатос
3. Человек, Автор: смерть с продолжением
4. Смысл и Растрата
Ш. СОВРЕМЕННОСТЬ СМЕРТИ
1. Гармония жизни и смерти
2. Современное понимание смерти
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ.
Осознание собственной смертности - индикатор человеческой аутентичности. Осмысление и переживание события смерти, "вживление" и обустройство его в культуре сопутствует человеческой жизни, делая ее именно человеческой. Неотвратимость смерти - самое достоверное, самое надежное, но и самое тайное из знаний, отливающееся в формах-версиях "вечной темы” философии, искусства, религии. Однако, "вечная тема" не дает вечных рецепций своего понимания, рефлексивного структурирования. Так, если на протяжении долгих столетий смерть осмысливалась в сознании и культуре как "другая жизнь", то, начиная с Нового времени проблема личного бессмертия или перспектива утраты личностности встала перед ужаснувшимся человеком в своем полном объеме и угнетающем весе. Размышлениям о смерти, как правило, стал сопутствовать не очищающий катарсис трагического переживания, а страх и трепет, подавляющий волю. Тема смерти выпала из структуры ориентационных регулятивов жизненных стратегий. Более того, познавательная фиксация внимания на мрачной теме стала идентифицироваться с признаками дивиантной маргинальности и даже социальной психопатологии.
"Страх смерти" оказался в подсознании - в подсознании общества, подсознании культуры, подсознании индивида. В этих

неосвещенных тупиках нашего неотрефлексированного "Я", он неустанно производит свою разрушительную работу, погружая общество в пучину стресса, культуру в декаданс, давая человеку возможность лишь сублимировать невротические позывы, но не наслаждаться жизнью.
Сегодня каждый ищет собственные варианты "спасения", ментального "оформления", упреждения или, по-прежнему, вытеснения, суггестируя себя мнениями, которые вынужден принимать не иначе, как аксиомы. Еще не так давно проблема смерти была "немыслима" или, по крайней мере, "неудобообсуждаема" в "приличном обществе"; она эпатировала, вызывала чувство дискомфорта или даже негодования. Не то же ли самое говорили в свое время о сфере пола, пока не стало ясно, насколько она определяет нашу жизнь.
В условиях длительного господства сверхоптимистической коммунистической идеологии в нашей стране событие смерти вытеснялось, блокировалось, тема смерти была под негласным запретом. "Праздники смерти" разворачивались лишь с уходом Вождей, когда погребальные "торжества" получали мифологическое звучание, когда Власть демонстрировала свою "распорядительность" по отношению к пространствам жизни и смерти, когда она обыгрывала, представляла смерть Вождя как переход в бессмертие. Иначе говоря, единственное, что угрожает власти превышающей ее полномочия силой - смерть, стремились либо замолчать, либо предъявить от имени жизни. Правовое оспаривание современной (XX века) властью пространства

упоминания всего, в чем этот покойник играл роль, и важным следствием этого процесса подавления является то, что у этих народов нет традиций, нет исторических воспоминаний и исследование их прошлой истории встречает величайшие трудности."1 Смерть, таким образом, в архаических обществах выступала растратчицей памяти, оператором забвения, разрушительницей истории.
Человеческая жизнь, как можно предположить, в своих первых, зарождающихся формах стремилась максимально дистанцироваться от всего противостоящего, чужеродного, утверждая и отстаивая свою суверенность и автаркичность. Жизнь и смерть в сознании древнего человека не вытекали друг из друга, не связывались причинно-следственной связью. Смерть всегда наступала случайно, в результате столкновения со злым духом врага или покойника (что, собственно, отождествлялось), насылавшими болезнь, несчастный случай или смертельную рану в поединке.2 При этом, погибший соплеменник тут же зачислялся
1 Фрейд 3. "Я" и "Оно". Труды разных лет. Кн.1., Тбилиси, 1991, с. 249.
2 Следует отметить, правда, что наряду с отрицанием, вытеснением смерти древний человек в случае смерти другого, чужака, врага, напротив, с воодушевлением признавал ее в качестве уничтожения жизни и пользовался ее плодами. "Смерть другого, - пишет 3.Фрейд, не вызывала у него возражений, он воспринимал ее как уничтожение и жаждал ее достичь. Первобытный человек был страстным существом, свирепым и коварным, как звери. Никакой инстинкт, имеющийся, по общему мнению, у большинства диких зверей, не препятствовал ему убивать и разрывать на куски существо своей же породы. Он убивал охотно и не ведая сомнений" (Фрейд 3. Мы и смерть // Рязанцев С.