Роман М. А. Булгакова "Белая гвардия" и русская литературная традиция

• Автор: Гуткина, Наталия Давидовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Нижний Новгород
• Количество страниц: 273 с.

ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА 1 Параграф 1.
Параграф 2 Параграф
ГЛАВА 2 Параграф
Параграф 2 Параграф
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Библиография
Приложение*

АН М. А. БУЛГАКОВА “БЕЛАЯ ГВАРДИЯ”

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ
Литературная традиция как предмет исследова- с. 2 - 28 ния. Роман М.А.Булгакова “Белая гвардия”в контексте литературоведческих поисков
Традиции Пушкина и Гоголя в романе М.А.Булгакова “Белая гвардия”
“Инвариант русской судьбы” в исторической трагедии Пушкина “Борис Годунов” и романе с.29 - 56 М.А.Булгакова "Белая гвардия”
Роман М.А.Булгакова “Белая гвардия” и повесть с. 56 - 78 А.С.Пушкина “Капитанская дочка”
. Модель и смысловое пространство российского с.78-106 города (И.В.Гоголь - М.А.Булгаков)
Роман М.А.Булгакова “Белая гвардия” и историософская традиция
Художественный мир романа М.Булгакова “Белая с.107-144 гвардия” и русский религиозно-философский ренессанс
Роль личности в истории.Толстовские традиции в с. 144- 162 романе М.Булгакова “Белая гвардия”
Русская история как “известный' порядок ве- с.162-184 щей”: “История одного города” М:Е.Салтыкова-Щедрина-’’Белая гвардия” М.А. Булгакова
“Художественная философия” романа с. 184-196 М.Булгакова “Белая гвардия” и русская литературная традиция

ссьиша нос приложения,
ir/OCHo&HOfH тв-исте оиссертзциц оооначгись ( )
Диасом М :

ВВЕДЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ КАК ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ.
РОМАН М.А. БУЛГАКОВА “БЕЛАЯ ГВАРДИЯ”
В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИХ ИСКАНИЙ (аспект литературной традиции)
Наше литературоведческое сознание в течение многих лет испытывало на себе мощное воздействие не только идеологических догм, но и не менее сковывающих методологическихСтереотипов. Среди них традиционное представление о художественном произведении, рассматриваемом в “системе социально-историче-ского и психологического детерминизма, где личность и судьба изображаемого человека дана как результат взаимодействия его характера...с обстоятельствами и законами общественой жизни”(184, с.27), а художественный текст - как детерминированный результат вполне определённых и строго кодированных систем. Художественное произведение - принципиально ограниченная картина мира, а его автор - творец, осваивающий только эмпирическую действительность. Ю.М.Лотман (166) считает, что за методологией старой школы просматривается ”та вековая научная психология, которая строилась на убеждении, что там, где кончается детерминированность, кончается наука”.
В этой связи проблема традиции, литературной преемственности рассматривалась в чётко выверенной и закреплённой системе координат, подчинённой “зако-ну временной последовательности, над которым иронизировал Осип Ман-дельштам(175) в статье “О природе слова”: “Для литературы эволюционная теория особенно опасна, а теория прогресса прямо-таки убийственна. Если послушать историков литературы, стоящих на точке зрения эволюционизма, то получается, что писатели...участвуют в конкурсе изобретений на улучшение какой-то ли-

тературной машины, причём неизвестно, где скрывается жюри и для какой цели эта машина служит..каждая смена, каждое приобретение сопровождается утратой, потерей. Никакого “лучше”, никакого прогресса в литературе быть не может, хотя бы потому, что нет никакой литературной машины и нет старта, куда нужно ско-реее других доскакать ”. К вопросу о литературной преемственности О. Мандельштам подходит типологически, видя в истории не внешние изменения, а движение внутренне неизменных структур, при этом культура является “инфраструктурой “социального организма; ценности культуры представляются ее “внутренней формой", в которой переплетаются вневременные пласты”. Юрий Ай-хенвальд(7) в пылу полемики односторонне подчеркивает своеобразие личности художника: ’’Разница,а не сходство, отличительные признаки, а не общие свойства - вот что главное в искусстве...” автор - “виновник своих произведений, а не его эпоха. Он не продукт ничей, как ничьим продуктом не служит никакая личность...Он не во власти чужого. Напротив, нигде он в такой степени не является самим собой, как в своей творческой работе”.
Михаил Булгаков в статье “Юрий Слёзкин”(35), протестуя против вульгарного противопоставления писателей друг другу, замечает: “Не нужно производить раскопки на соседних полках и допытываться, а на кого он похож ? Ни на кого ? Сам по себе. Своей собственной школы человек. Там же: “Нет ничего труднее и опаснее, чем какой-нибудь единицей мерить глубину писателя. Также опасен и скользок путь сравнений с другими и желание высчитать, на сколько вершков один глубже другого”. Эти замечания Мандельштама, Айхенвальда и Булгакова полемичны и односторонни - они явно обращены в сторону проницательного “пролетарского” критика, подводящего черту под очередным вульгарно-социологическим сравнением в лучшем случае “берлиозовского толка”. Вопрос о традициях поставлен страстно и гневно - это результат практического отношения пи-

суров здесь Пушкин и как жесток, но как справедлив, если открыть глаза на ту роль, которая отводилась стадам во дни смуты.
Противостояние поэта и толпы только сейчас осознаётся нами как Духовная Оппозиция Пушкина своему времени, как утверждение им своего права на независимость от мнений (неважно плохих или комплиментарных) толпы. Идти, куда "вле-чёт тебя свободный ум”, было невероятно трудно во все времена, - это осо-знавалось автором “Бориса Годунова” как целостная автономная жизненная программа, позднее воплотившаяся в стихотворении “Из Пиндемонти”.
В 1825 году, работая над “Борисом Годуновым", Пушкин эту жизненную программу воплотил в зримых исторических картинах, показав себя не только блестящим мастером слова, но и мыслителем, историком России. Трагедия не случайно посвящена памяти Н. М. Карамзина. Это и знак глубокого уважения к выдающемуся русскому историку, и подлинное развитие исторического мышления, исторического осознания себя и своего народа в русской истории. Но рядом с Карамзиным по заслугам должно быть поставлено ещё одно имя -духовного учителя Пушкина - ШЕКСПИРА! И если история, рассказанная Н.М. Карамзиным, развивала воображение и творческую фантазию Пушкина, то общение с 1±1експиром*(с.19) формировало его взгляд на народ, на историю, учило предвидеть и даже пророчествовать.
Народное восстание, изображённое в исторической хронике В.Шекспира “Генрих VI” - великолепный пример анализа социальной истории. (291). Вот перед нами честолюбивый Йорк, посланный своими соперниками для подавления мятежа в Ирландию. Он придумывает способ, чтобы достичь желаемого -вернуться в Англию. Среди солдат у Йорка есть преданный ему человек, которому поручается поднять народный бунт. Йорк рассчитывает на то, что страх перед бунтовщиками побудит врагов вызвать его для усмирения восставших крестьян.