Человек и история в романах Грэма Свифта : "Водоземье", "Отныне и навсегда", "Последние распоряжения"

• Автор: Стринюк, Светлана Александровна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2003
• Место защиты: Пермь
• Количество страниц: 165 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Г лава I Философские и исторические концепции романов Г.Свифта
Г лава II Субъективная проза Г.Свифта: Проблемы героя и
концепция личности
Г лава III Жанровое своеобразие романов Г.Свифта
Заключение
Библиографический список

Введение
Имя писателя Грэма Свифта (род.1949) уже известно русскому читателю: на русский язык переведены несколько его рассказов, романы «Waterland» (1983) («Водоземье», пер. В.Ю.Михайлина, 1999) и «Last Orders» (1996) («Последние распоряжения», пер. В.Бабкова, 1998). Его творчество оценено престижными премиями и наградами. Романы Свифта весьма типичны для современной английской литературы, поскольку в них заострены проблемы истории и времени, человека и осмысления им себя в исторической перспективе.
Во второй половине XX в. английская литература оказалась на переломном этапе: серьезные изменения в общественной и политической жизни Британии (распад Империи и утрата статуса великой державы), катастрофические последствия двух мировых войн заставили общественное сознание вырабатывать новые ценностные ориентиры, одновременно пересматривая свое отношение к прошлому. Устойчивую тенденцию историзации прозы конца XX в., вызванную, по остроумному определению датского писателя, критика и переводчика Х.Бяльке, синдромом «Fin de siîfcle», отмечают многие критики. На наш взгляд, она проявляется в насущной потребности осмыслить накопившийся сложный опыт, выйти на метафизический уровень обобщения исторического опыта, определить вектор дальнейшего движения человека.
Литература конца XX в. оказалась в эпицентре эпистемологического кризиса, возникшего в 70-е гг. в исторической науке и спровоцированного недоверием к традиционным способам получения исторического знания. Тотальный скептицизм по отношению к историографическим источникам серьезным образом отразился на литературе, что выразилось в появлении изрядного количества произведений, проблематика которых отвечает злободневным вопросам достоверности исторического знания. Вопросы ценности познания и сомнения в гуманности Homo sapience, его способности мыслить аналитически и извлекать уроки из историче-

ского опыта художественно по-разному поднимаются в романах П.Акройда, А.С.Байетг, С.Рущди и других английских писателей.
Антропология XX в. утвердила господство тех либеральных идей, которые акцентируют безусловную важность человеческой индивидуальности, что подняло ценность человеческой жизни до не виданных ранее высот. С другой стороны, в XX в. начинается активное исследование повседневности как научной философской проблемы. Все эти факторы наравне с другими объективными процессами, происходящими в собственно литературном развитии, приводят к тому, что персональная человеческая история мифологизируется, оттесняя всеобщую историю на второй план и приобретая гипертрофированно ценностный характер, а исследование личности в различных ее аспектах и проявлениях (и прежде всего в лингвистико-философском и историческом) в английском романе 80-90-х гг. XX в. выходит на первый план.
Актуальность данного исследования обусловлена насущной потребностью проследить, каким образом типичный для периода интерес к истории как способу существования человека воплощен в конкретном художественном произведении. В связи с этим особое значение приобретает изучение творчества Г.Свифта, чьи романы как нельзя лучше иллюстрируют тенденцию современной английской прозы к «дегероизации» истории, ее переход в «частную собственность», что выражается в изменении статуса «приватной» истории, ином соотношении частной и общей истории. Общественная история перемещается на «задний план» и становится фоном для персональной истории человека, которая является предметом литературного изображения и приобретает неизмеримо больший вес, практически не обусловливаясь при этом историей всеобщей.
В романах этого периода с особой остротой поставлены животрепещущие вопросы нынешнего этапа развития человечества и, пожалуй, главный: что мы знаем о себе и каким образом мы получаем это знание. Эти проблемы в полной мере отражены в творчестве Г.Свифта.

Историографическое исследование, предпринятое главным героем Биллом, позволяет Свифту органично ввести в текст романа размышления о способах познания, а конфликтные семейные отношения являются благодатной почвой для исследования свойств памяти вытеснять чувство вины и подыскивать оправдания.
«Отныне и навсегда» может быть рассмотрен как пример создания автором экспериментальной ситуации - главный герой, обращающийся к дневникам викторианца Мэттью Пирса, занимается историографическим исследованием (цель введения дневников в текст романа - исследование влияния теории Дарвина на современников), по ходу которого он должен прояснить для себя позицию ученого-исследователя, твердо определить свое отношение к историческому свидетельству.
Эти обстоятельства и вынуждают Билла так много размышлять о процессе познания, причем делает он это не только в теоретической форме, в качестве научного определения, но и определяет свои жизненные константы; к философским выводам его приводит не только рвение ученого, которого Билл парадоксальным образом практически лишен, но и повседневный опыт.
Билл относится к реконструкции прошлого как к попытке построить заново утраченную логику развития событий, он полагает, что должен найти личные мотивы в поступках исторических персонажей. Вот почему, следуя девизу «Только личное имеет значение», он заинтересованно относится к реконструкции мотивов Дарвина, хочет понять, что двигало этим человеком, когда он работал над теорией, потрясшей впоследствии основы мироздания. Это, в свою очередь, предполагает изрядную долю свободы в подходе к историческому материалу: «Что я знаю о Мэттью? Я воображаю его, я его придумываю. Я делаю его протагонистом (влияние телевизионной дерзости Поттера) этой «драматизированной версии». Я вытягиваю его на свет. Он мог бы быть всего лишь пресными словами на мшистом надгробии, мог