Становление "Я" в русской культуре XVIII века и искусство портрета

• Автор: Вдовин, Геннадий Викторович
• Шифр специальности: 17.00.04
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 184 с. + Прил. (с..172)

Том I

Пролегомены к проблеме эволюции «Я» в России XVIII века.

Вместо введения 3

Глава

От “личного” к “личному”.

К проблеме эволюции психологической проблематики русской портретописи XVIII- начала XIX века 21
Глава

От “замещения” к “двойничеству”.

Портрет и зритель в России XVIII века 81

Глава

От “работника” к “гению”.

Рождение автора в русской портретописи XVIII века 146
Том II
Приложение
Две“обманки” 1737 года.
Опыт интерпретации 3
Приложение
“Дым без огня”, или “Воздух суеты”.
Опыт иконологической спекуляции одного сюжета 42
Приложение
Краткие тезисы к проблеме интерпретации семантики усадебного пространства и его мифологемы
(на примере Останкинского усадебного комплекса) 63
Приложение
“Не все золото, что блестит”, или “живой труп”.
Заметки о риторическом эффекте в русской культуре XVIII - начала XIX века

Приложение
Избранная библиография
Приложение
Список работ опубликованных диссертантом
по теме исследования 167
ПРОЛЕГОМЕНЫ К ПРОБЛЕМЕ ЭВОЛЮЦИИ «Я» В РОССИИ XVIII ВЕКА
Вместо введения
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайняя степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я парь — я раб — я червь — я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел?— безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Г.Р. Державин
Это испытано каждым. Всем нам являлась традиция, всем обещала лицо, всем, по-разному, обещание сдержала. Никогда, прикрывшись кличкой среды, не довольствовалась она сочиненным о ней сводным образом, но всегда отряжала к нам какое-нибудь из решительных своих исключений.
Б.Л. Пастернак
Вообще, не потому ли философам и психологам не удавалось найти «седалище души», что его искали внутри, тогда как она, душа, вовне, мягким, воздушным покровом облегает «нас». Но зато и удары, которые наносятся ей, — морщины и шрамы на внешнем нашем лике. Вся душа есть внешность. Проблема бессмертия была бы решена, если бы была решена проблема бессмертного овнешнения.
Г.Г
Русскую портретопись XVIII в., равно как и всю отечественную культуру позапозапрошлого столетия в целом, нельзя назвать малоизученной областью истории искусства. С «открытием» мирискусниками российского художества «галантного», как думалось, века, увидели свет сотни работ, посвященных как отдельным вопросам и монографическим темам, так и стилевой эволюции, историкохудожественному процессу вообще. Но эту область гуманитарии не минула судьба всех общественных наук XX столетия. Она, также как и многие, другие дисциплины, вынуждено отошла от главного своего предмета — собственно человека. Причин тому немало

внутренних, принадлежащих логике развития науки, обусловленных неизбежным этапом формализации гуманитарии, пришедшимся на конец XIX-XX в., и внешних, связанных с грандиозными политическими и социальными катаклизмами нашего столетия.
Последняя треть XX века отмечена «возвращением» гуманитарии к человеку, возвращением, значимым для всех гуманитарных отраслей-знания. Таковы работы Д.G. Лихачева; Ю:М: Лотмана, С.С. Аверинцева, А.Я. Гуревича, И.П. Вейнберга, A.B. Михайлова... Однако, фиксируя энергичное изучение человека в русской медиевистике, с одной стороны, и пристальное внимание к ней ученых, исследующих XIX в., с другой, мы вынуждены отметить отсутствие интереса к этому вопросу в отечественной новистике. Мало занимает она не только искусствоведов, но и историков, филологов, философов. И хотя подступы к теме продуктивно осваивались Ю.М. Лотманом! и учеными его школы1, опытов исследования проблемы «Я» в российской культуре XVIII в. по сию пору нет2.
Между тем, проблема человека для изучения русской культуры раннего Нового времени более чем актуальна. Главной причиной тому — явление в культуре XVIII века, принявшей на себя, как известно, функции эпохи Возрождения в России; человека как такового, собственно человека. Ведь отделение нововременного «Я» от средневекового «мы» — нерв всякого национального Возрождения, когда бы и где бы оно ни состоялось.
Нынешнее обращение историков искусства к проблеме человека в культуре XVIII столетия вызвано к жизни как объективными, так и субъективными причинами. Субъективно то, что ни филологи, ни историки, ни философы не выказывают достаточного интереса к теме. Объективно же то, что именно история искусства и, в первую

портретов «первой эпохи» (той же Нарышкиной с дочерьми кисти неизвестного художника) с такими, например, произведениями, как известный эскиз В.И. Баженова к семейному портрету («Аграфена Лукинишна приемлет всех родных своего мужа под свое покровительство») или же один из ранних двойных портретов В.И. Боровиковского «Лизынька и Дашинька» позволяет отметить, что единение жестом, жестом риторическим, «переведенным» с речи'и'предполагающим обратный перевод, остается неизменным. Точно также, сопоставляя упомянутые уже портреты сестер Меншиковых с изображениями четы Тишининых И.Я. Вишнякова или с девочками Воронцовыми Д.Г. Левицкого, или же с портретом дочерей Павла I того же Левицкого, убедимся в неизменности принципа зеркальной симметрии, в том, что его смысловые коррекции на протяжении почти всего XVIII века отнюдь не велики.
Однако семантика портретной симметрии не исчерпывается зеркальностью подобия, родством тождества. Один из немногих показательных примеров реального решения проблемы единства в «индивидуальную» эпоху — аргуновские портреты Хрипуновых, где пространственное и колористическое единство, взаимодополняющие характеристики утверждают некое нравственное единение «умопостигаемых характеров», духовную, а отнюдь не внешнюю симметрию: «(...) как во всем внешнем, в облекающей человека плоти природа повсюду связала симметрию с единством и единство поместила в центр, чтобы все двоякое указывало лишь на единое, так и внутри, в душе великий закон справедливости и равновесия стал путеводной нитью для человека. И как не хотите того, чтобы с вами поступили, так и вы не поступайте с ними»35. Все это неудивительно, кои мы имеем дело с эпохой, исповедующей «Порядок» и «Лад», полагавшей, что и «духу свойственна симметрия духовных сил, а