Берлин как текст в метаромане В.В. Набокова и Э.М. Ремарка

• Автор: Морев, Дмитрий Александрович
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 193 с.

Глава 1. Город как текст в романах В. В. Набокова «берлинской поры»

1.1. Берлин и берлинский текст

1.2. Структура берлинского текста

1.3. Динамика метаромана

Глава 2. Город глазами «потерянного поколения»

2.1. Город в метаромане Э. М. Ремарка

2.2. Берлин между двумя войнами в романе «Три товарища»

Глава 3. Топос Берлина в двойном восприятии

3.1. Сходство и различие в трактовке Берлина в послевоенном творчестве

Э. М. Ремарка и В. В. Набокова

3.2. Европейский город как оппозиция американскому урбанизму

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

Непрекращающиеся исследования города как эстетического феномена способствуют совершенствованию способов и методов в различных областях науки и искусства. Литературоведение находится сегодня в авангарде таких исследований. Интерес специалистов к проблематике художественного топоса в произведениях отечественных и зарубежных писателей привел к появлению ряда монографий и публикаций, посвященных разработке такого термина, как «городской текст».
Методологическую основу для них составили исследования текста (А. М. Пятигорский 1962, Ю. М. Лотман 1970, М. М. Бахтин 1979, Б. М. Гаспаров 1996), развитие теории интертекстуальности (Ю. Кристева 1967, Р. Барт 1989, Ж. Женетт 1998) и гипертекста (М. Визель 1999), и, в особенности, работы, касающиеся сверхтекста (А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов 1971, В. Н. Топоров 1983, Н. А. Купина, Г. В. Витенская 1994), которые заложили основу для рассмотрения конкретных локусов в качестве единых концептов сверхтекста1.
Значительным результатом расшифровки семиологического понятия городского текста является монография «Образ города» (1982) К. Линча, в которой представлена возможность художественного восприятия эмпирического образа города, данного в тексте. В «Заметках по реконструкции текстов. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте» В. Н. Топорова (1983) выявлены извечно противостоящие друг другу городские архетипы Вавилона и Иерусалима. В работе Ю. М. Лотмана «Символика Петербурга и проблемы семиотики города» (1992) выделены города концентрического и эксцентрического типа расположения в семиотическом пространстве.
Большое число текстов, возможность их природно-культурного синтеза и формирование единого пространственно-временного образа города позволило на современном этапе появиться работам, посвященным
1 Все упоминания или названия работ включены в библиографию к диссертации

исследованиям московского, петербургского, пермского и венецианского текстов русской литературы. Целый ряд работ посвящен историческому и современному Петербургу: В. Н. Топоров «Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (1995), Р. Д. Тименчик, В. Н. Топоров, Т. В. Цивьян «Сны Блока и «петербургский текст» начала XX века» (1975), Hinrichs J.P. Search of Another St. Petersburg (1997), Lo Gatto E. II mito di Pietroburgo: storia, leggenda, poesia (I960)) и др. Московский текст изучен в работе Н. В. Корниенко «Москва во времени» (1997); венецианский текст рассматривается в книге H. Е. Меднис «Венеция в русской литературе»
(1999), пермский текст изучен В. В. Абашеевым в работе «Пермь как текст»
(2000). Специальные работы о берлинском тексте в настоящее время отсутствуют.
Генезис городского текста начинается с историей мировой литературы. Попытки обращения к нему присутствуют уже у Гомера, не только вынесшего семантику города в заглавие своей поэмы («Иллиада»), но и уделившего особое внимание мифопоэтике, сформировавшейся вокруг городов и областей Древней Греции в период общенационального похода на Иллион, подчеркнув уже сложившуюся в те времена сакральную сущность города. Небывалый расцвет «городской» темы происходит в период становления буржуазного общества в XVIII-XIX вв. и повсеместной урбанизации в Европе. «Картина Парижа» (1781) Л. С. Мерсье с отображением общественных и частных нравов, господствующих идей и обычаев, представляет собой Париж уже в семиотической сфере с символическим значением его частей и выраженный особым языком описания - «парижским текстом». Этот язык использует французский романтик В. Гюго в историческом романе «Собор Парижской Богоматери» (1831) и романе-эпопее «Отверженные» (1862), где город приобретает особый историософский контекст. Среди французских писателей-реалистов следует особо выделить О. Бальзака, в романе которого «Отец Горио» (1834) создан яркий образ Парижа, его блеск и нищета одновременно.

чуланом и комнатушкой экономки, выходило на заброшенную часть садовой площадки, где чернели в тени железного навеса чета колес над колодцем, и шли по земле деревянные желоба водостока между обнаженными вьющимися корнями трех огромных, разросшихся вширь тополей» (I, 67). За счет подобных динамичных переходов и строится живой образ имения у В.
В. Набокова. Но это редкий случай, и чаще образ имения закрепляется с ребенком, вырастающим в современного героя. Так происходит в «Защите Лужина», когда само имение не мыслится без этого ребенка и фактически не имеет самостоятельности, так в «Подвиге» детство Мартына разбито на части, и одна из них в имении.
Связанные между собой город и родовое имение претерпевают у В. В. Набокова эволюцию во времени. Определенные закономерности увеличения роли города в произведении наблюдаются в одном случае, при этом слегка уловимые и несколько неясные видны в образе имения. В любом случае, очевидно, что рассматривая эти два образа можно смело ставить их на разные полюса, так как сам писатель не любил Берлин и всю жизнь хотел вернуться в родные места.
Кроме своей крепкой связи с основными действующими лицами романов, образы места действия привлекают интерес литературоведов в связи со своим автономным положением на уровне набоковской классификации, который выделял их часто как независимо существующие объекты, причем значимые в той же степени, что и образы героев. Наиболее часто встречающимися автономными образами места действия являются уже упомянутые образ имения и образ европейского города (либо одной из его частей), где В. В. Набоков безупречно точен в изображении эмигрантской жизни. Оценки важности данных образов варьируются, но большее число критиков указывает на первостепенную значимость имения, безусловно, учитывая привязанность В. В. Набокова как к конкретным местам, так и к прошлому в целом. Кроме того, данную точку зрения разделяет и сам В. В. Набоков, который объяснил приоритет прошлого в