Кавказская проза А. А. Бестужева-Марлинского: проблема евразийского культурного диалога

• Автор: Эмирова, Лейла Абдурагимовна
• Шифр специальности: 10.01.02
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Махачкала
• Количество страниц: 175 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. РОМАНТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ И ИХ
ПРЕЛОМЛЕНИЕ В ТВОРЧЕСТВЕ
А. А.БЕСТУЖЕВ А-МАРЛИНСКОГО
1.1. Романтизм в русской литературе первой трети XIX в
1.2. Специфика выражения кавказской темы в произведениях А.А.Бестужева
ГЛАВА ВТОРАЯ. ФОРМИРОВАНИЕ ОБРАЗНЫХ ТИПОВ В
ПОВЕСТЯХ А.А.БЕСТУЖЕВА «АММАЛАТ-БЕК» И
«МУЛЛА-НУР»
2.1. Аммалат-Бек и А.А.Бестужев - примеры разрушительной и творческой страсти
2.2. Полковник Верховский и Искандер-бек - «разумный» и «чувственный» созидатели
2.3. Мулла-Нур и генерал Ермолов - азиатская и европейская легенды
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ И ПОЛЕМИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ КАВКАЗСКОЙ ПРОЗЫ
А.А.БЕСТУЖЕВА
3.1. Темы войны и мира. Герои и антигерои кавказских повестей
3.2. Роковая обусловленность личной судьбы от общественной в повести «Аммалат-Бек»
3.3. «Мулла-Нур» - спор с псевдоэтнографическими сведениями о Кавказе
3.4. Антиутопия «Богучемоны» и проблема прогресса в творчестве А.А.Бестужева
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. СУБЪЕКТИВНЫЙ И ОБЪЕКТИВНЫЙ
МИРЫ В КАВКАЗСКИХ ОЧЕРКАХ А.А.БЕСТУЖЕВА
ГЛАВА ПЯТАЯ. ЗАИМСТВОВАНИЯ И ПОЭТИЧЕСКИЕ
ПАРАЛЛЕЛИ
5.1. Два «пленника» в русской литературе первой трети
XIX в.
5.2. А.А.Бестужев и последующая литература на кавказскую тему
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Состояние временной «пограничности», сопровождающее человечество на грани двух тысячелетий, формирует объективную потребность переосмысления и переоценки наследия адекватно запросам эпохи. Век XX, уже ставший историей, приложил много усилий, чтобы восстановить справедливость по отношению к незаслуженно забытым именам. В русское словесное искусство, благодаря этому веянию, вернулись из литературной эмиграции имена и творения великих наших соотечественников. Однако еще не снято критическое вето с традиционного подхода к литературе XIX в., так называемой классической. Привычная иллюзия чрезмерной исследованности классического наследия, порожденная однолинейной критикой, лишает современность своего духовного лица, т.к. характер освоения классической литературы является основным показателем степени развития художественного мышления нации. В литературном потоке XIX в. сохранились имена, творчество которых продолжает оставаться в тени. Одним из утраченных для современного читателя литературных достояний является прозаическое наследие A.A. Бестужева-Марлинского - поэта, критика, писателя (в дальнейшем мы будем ссылаться на имя - Бестужев, а не на литературный псевдоним - Марлинский).
Актуальность темы исследования обусловлена целым рядом факторов, которые на сегодняшний день получили особую значимость в период исторического столкновения евразийских полюсов на российской арене. Среди них можно отметить наиболее остро стоящие: определение исторической миссии России на Кавказе; тема национальных культур как фундаментального ядра человеческой «многоликости»; роль и последствия историко-социальной нивелировки культурных зон и др. Эти проблемы требуют разрешения как в области историко-политической, так и в литературной. Ряд общечеловеческих, исторических, культурных, литературных вопросов поднимает кавказский раздел творчества Бестужева, но они, как и все разножанровое наследие поэта-декабриста, все еще не получили полного изучения. Признанный современниками едва ли не выше Пушкина, Бестужев в дальнейшем оказался на перифе-

человеческого», но и колыбель человеческих страстей, где они сохранились в восхищающей и ужасающей первозданности. Автор сравнивает Азию с морем, то тихим и умиротворенным, то буйным и губительным. «Мечи и бичи покорителей не оставили на них (азиатцах.-Л.Э.), как на воде, никаких рубцов», -замечает полковник Верховский, но эта вода тем опасней, что любая страсть, подобно «кругу на воде от брошенного камня», расширяется до неистового, безумного масштаба.
Аммалат для полковника «страх занимателен», как дикий зверь (вспомним повесть «Мулла-Нур», где главный герой говорит: «... Только поглядеть на меня, как на ручного тигра, желал ты, наравне со многими своими земляками»), и он поглощен идеей усмирить страстную нетерпимость юного бека силой разума и превратить его в «премилого татарина». Но уже с первых попыток Верховский видит непосильность задачи, поставленной перед ним: «Начинаю верить, что гораздо легче строить вновь, чем перестраивать старое»/^,63/, Прежние верования, прежнее воспитание сопротивляются в Амма-лате с новыми европейскими знаниями. Но юноша «пристрастился» мыслить, читать. На это обращает внимание Р.В.Иезуитова: «В истолковании
А.Марлинского «естественный человек» до известной степени подвержен влиянию цивилизации, культуры»/37,103/. Полковник открывает Аммалату неведомый досель мир, но отнимает покой и уверенность, отнимает «естественные» страсти, оставляя скуку и «страстную тоску». Оказались под сомнением все привычные истины, и герой мучается: «... Счастливей ли я с тех пор, как Верховский и его книги учат меня мыслить?...»/5,65/. Юноша понимает ничтожность всех своих желаний и прихотей, и, вместе с тем, приходит к нему осознание собственной ничтожности. Знание разрушило в Аммалате уверенность в истинности славы, истории, памяти. В целостную досель натуру проникают зерна разрушения в виде сомнения. Несчастье мысли усугубляется несчастьем чувств. Аммалата мы видим желчным, недовольным, раздосадованным. Ощущение, что он принес в жертву любовь, отравляет дружбу с Верховским. Это уже не искренний и восторженный юноша: страдания и страсти разрушительны. Аммалат взрослеет умом, но вместе с тем к нему приходит по-