Динамика концепций судьбы и свободы в творчестве Ф.М. Достоевского

• Автор: Бузина, Татьяна Вячеславовна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Нью-Хейвен (США)
• Количество страниц: 397 с. : ил.

СВОБОДНАЯ ВОЛЯ И ОБОЖЕНИЕ: РОМАНТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ У ДОСТОЕВСКОГО
1. ФИЛОСОФИЯ СВОБОДЫ ШЕЛЛИНГА: КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ РОМАНТИЗМА
2. Достоевский и трагическая свобода Иова
УДАЧА, СУДЬБА, ФАТУМ И РОК В РУССКОМ НАРОДНОМ МИРОСОЗЕРЦАНИИ
1. ВЕРОВАНИЯ В СУДЬБУ: МЕТОДОЛОГИЯ И ОБЩИЙ ОБЗОР
2. “Коллективизм” и “персонализм” в русском народном
МИРОСОЗЕРЦАНИИ
3. “УДАЧА”: ПЕРВИЧНАЯ ФОРМА ВЕРЫ В СУДЬБУ
4. “СУДЬБА”: СМЕРГЬ И ОБОЖЕНИЕ
5. “ФАТУМ”: ГИБЕЛЬ БОГОВ
6. “РОК”: ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЖИЗНИ ВСЕЛЕННОЙ
“ЗАПИСКИ ИЗ МЕРТВОГО ДОМА” - ЭТЮД О СУДЬБЕ И СВОБОДЕ
1. ДВОРЯНЕ И НАРОД: НЕОЖИДАННОЕ СХОДСТВО
2. “АКУЛЬКИН МУЖ”: ЛЮБОВЬ И ДЕНЬГИ ИДИ ЛЮБОВЬ К ДЕНЬГАМ?
3. Д ВОРЯНЕ И НАРОД В ПОИСКАХ ИСТИННОЙ ОБЩНОСТИ
МЕЖДУ УДАЧЕЙ, СУДЬБОЙ И СЛУЧАЕМ
1. СУДЬБА И СЛУЧАЙ: РАЗРУШЕНИЕ ГЕРОИЧЕСКОГО ФАТАЛИЗМА В “ИГРОКЕ”
2. “БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ” И “ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ”
ВЫБОР И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
3. “БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ”: ДВИЖЕНИЕ ОТ ПРОСТОНАРОДНОГО К ГЕРОИЧЕСКОМУ

“БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ”: ЗАВЕРШАЮЩИЙ СИНТЕЗ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ

В своем знаменитом эссе “Два понятия свободы” Исайя Берлин писал, что “понятие свободы непосредственно проистекает из того, как понимаются самость, личность, человек”.1 Как нам представляется, представления как о свободе, так и о судьбе являются в равной степени основополагающими для определения места человека в мире, его отношений с другими людьми, с миром и с Абсолютом. Понять, каков взгляд человека на судьбу и свободу, также значит понять, каковы его личность, его идентитат2 и его место в мире. Исследование понятий судьбы и свободы имеет первостепенное значение не только для литературоведения, но и для антропологии, психологии, социологии и любой другой отрасли знания, с помощью которой человек пытается расшифровать поведение себе подобных.
Значимость проблемы судьбы и свободы для Достоевского трудно переоценить. Его напряженный интерес к преступлению - это проявление жгучего желания понять, что движет людьми, которые могут поджечь родное село или взойти на на костер за свои убеждения. Попытка раскрыть тайну человеческой души, выраженной в действии, логическим образом

сосредотачивается на вопросе о свободе и ее противоположности, судьбе или детерминизме. Свободны ли люди в своем выборе или же ими движет некая неодолимая внешняя сила? Свидригайлов ставит перед Раскольниковым и перед читателем именно эту дилемму, задаваясь своим знаменитьм вопросом: “Да ведь предположите только, что и я человек есмь, й шЫ1 1штапит... одним словом, что и я способен прельститься и полюбить (что уж, конечно, не по нашему велению творится), тогда всё самым естественным образом объясняется. Тут ведь весь вопрос: изверг ли я или жертва? Ну а как жертва?” {VI; 215)?
Таков самый мучительный вопрос, которым задается Достоевский: кто есть человек? По своей ли воле он предается насилию и мучает других, или же он сам - жертва неких сил, которые могущественнее его самого? Достоевский утверждает ответственность человека за свои действия; но признать ответственность нелегко, и самый надежный способ избежать ответа за собственное падение и за несчастья, причиненные другим, - это переложить вину на судьбу и представить самого себя добычей неумолимых сил, управлять которыми - не в человеческой власти. Тем не менее, Достоевский твердо настаивает на том, что падение человека - не вина некоей безликой судьбы, но результат действия его свободной воли. Ложное понимание свободной воли, злоупотребление ею обрекают человека на гибель.
Для Достоевского на протяжении всего его творчества проблема человеческой свободы прежде всего ставится в религиозном контексте,
под бременем его “учения”. Подпольный человек утверждает, что мышление ведет к косности и бездействию, а для Достоевского не было ничего более ненавистного, чем косность,54 и бездействие было таким же, если не более, преступным и грешным, как и действие, потому что бездействующие отказываются принять ответственность и таким образом отказываются сделать шаг к спасению. Иван Карамазов - классический случай бездействия, которое опаснее любого действия, предпринимаемого Митей, и именно бездействие Ивана в ответе за преступленое деяние Смердякова.
Подтверждение этого взгляда на проблему “разум ув. чувство”55 можно найти во в целом вторичном рассказе “Хозяйка” (1847), написанном под сильным влиянием “Страшной мести” Гоголя в достаточно неуклюжем фольклорном стиле. Один из персонажей, Мурин, предшественник великого инквизитора в своих взглядах на природу человека, говорит протагонисту Василию Ордынову: “Слабому человеку одному не сдержаться! Только дай ему все, он сам же придет, все назад отдаст, дай ему полцарства земного в обладание <.. .> он тебе тут же в башмак тотчас спрячется, так умалится. Дай ему волюшку, слабому человеку, - сам ее свяжет, назад принесет. Глупому сердцу и воля не впрок!” (/; 317). Великий инквизитор будет говорить о свободе, а не о воле, вкладывая в свои слова тот же смысл. Однако разница в словоупотреблении не должна нас обескураживать. Общественный статус Мурина (он мещанин) определяет использование им слова “воля”: это единственный род свободы, доступный ему в