Политика Советского государства по отношению к неправославным вероисповеданиям : Октябрь 1917-го-конец 1930-х годов

• Автор: Далгатов, Артур Гередатович
• Шифр специальности: 07.00.02
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 643 с.

Глава 1. «Г осу дарственная вероисповедная политика» как объект исторического

исследования

1.1. Научные основы изучения проблемы взаимоотношений властных структур и неправославных конфессиональных объединений в первые десятилетия советской власти

1.2. Историография и источники

Глава 2. Формирование советской государственной политики в религиозном

вопросе (октябрь 1917-го - весна 1921 г.): модель и ее реализация

2.1. Конфессиональные объединения в первые годы советской власти

2.2. Эгаоконфессиональный аспект государственной вероисповедной политики (католицизм, ислам, иудаизм)

2.3. Советская власть и сектантство: приоритеты, взаимные симпатии и противоречия

Глава 3. Эволюция вероисповедной политики советского государства в 1921

1928/29 гг.: общие принципы и их практическое применение

3.1. Государственно-церковные отношения в условиях нэпа
3.2. Советская власть и национально-религиозные объединения (католицизм, ислам, иудаизм): несостоявшийся компромисс
3.3. Большевики и сектанты: диалектика конфликта
Глава 4. «Новый курс» в религиозной политике советского государства
(1928/1929 гг.- конец 1930-х годов)
4.1. Советское культовое законодательство конца 1920-х- 1930-х годов:
попытка радикального решения религиозного вопроса
4.2. Судьбы российских католиков, мусульман и последователей иудаизма
в условиях тотального наступления на религию и Церковь
4.3. Трагедия российского сектантства
Заключение
Источники и литература

Обсуждение вопроса о подлинной роли религии и Церкви, как в истории нашей страны, так и в жизни современной России с недавних пор заняло важное место в размышлениях о перспективах общественного развития. Религия многими расценивается в качестве первоосновы всей культуры, изначального лона нравственности и духовности. Усиливается влияние на общественно-политическую жизнь всякого рода конфессиональных объединений. Политики разного уровня, включая официальные российские инстанции, активно используют религию в качестве дополнительного источника легитимации, обращаясь к возможностям Церкви в целях укрепления собственных властных позиций. При этом главное внимание обращается, естественно, на те религиозные объединения, коим исторически были свойственны «государственниче-ские инстинкты», в первую очередь на Русскую православную церковь. На этой базе произрастает наивная вера, будто бы все, что хорошо для РПЦ, хорошо для государства и общества1. Православная Церковь, в свою очередь, пытается заручиться поддержкой властей в борьбе с конкурентами, вторгающимися на ее «каноническую территорию». При этом РПЦ утверждает монопольное право на духовное окормление большинства этнических групп, проживающих на ее канонической территории.
Спору нет: история России, процесс ее духовного становления, судьбы отечественной государственности и культуры неотделимы от православия. Православие олицетворяет национальные традиции и специфику народа, выступает одной из основ русского национального самосознания. Однако, разумеется, не в узком смысле, ограниченном церковными канонами, а в том, что православие дало матрицу отечественной культуре, поле, в рамках которого развивались, взаимодействовали и боролись между собой ее культурные компоненты (включая многочисленные ереси и секты) и на котором впоследствии пытались с большим или меньшим успехом укорениться западные христианские конфессии2. Признаем очевидное: богатство исторического духовного опыта России далеко выходит за рамки русского православия и РПЦ.
Нельзя забывать о том, что наша Родина - многонациональное и поликонфессио-нальное государство: в России живут граждане более 150 национальностей, действуют свыше 70 религий, религиозных направлений и течений. В связи с этим некорректно и опрометчиво постоянно подчеркивать и выпячивать роль православия и РПЦ как важнейшего средства государственного строительства и гаранта социального и духовно-нравственного возрождения Отечества. Напротив, необходимо снять противоречия между декларированием принципа правового равенства религий (реализация которого не должна зависеть от того, к каким «весовым категориям» те или иные исповедания относятся: массовость, исторические традиции, интегрированность в социальные структуры, степень реального либо желаемого воздействия на общество, а через него на судьбы российского государства) и реальной практикой3.

проведение различий между политической ориентацией, идеологией и практической деятельностью тех или иных сектантских деноминаций. Вместе с тем, недостаточное изучение мировоззрения сектантских низов, их устремлений, их роли в жизни общин порождало наивное предположение, что рядовые верующие связывали с установлением советской власти осуществление своих давних социальных чаяний и трудовых идеалов.
Решения совещания активизировали монографическое изучение отдельных сект: на рубеже 1920-1930-х годов в основном была решена задача дифференцированного анализа отдельных сектантских течений); создание обобщающих трудов по сектантству, для которых было характерно живое чувство современности, глубокое осознание связи между научными и идейно-воспитательными задачами. Многие являлись результатом конкретных исследований как социологического, так и этнографического профиля. Они велись с применением методов анкетирования, интервьюирования, сбора статистических и документальных материалов, посредством обращения к сектантским первоисточникам, периодике и единовременным изданиям.
Однако инерция прежнего, еще дореволюционного, социал - демократического подхода к сектантским организациям, как составной части антимонархического движения и потенциальному союзнику, быстро затухала, что особенно заметно по публикациям, появившимся в самом конце 1920-х - первой половине 1930-х годов125. Ужесточилась селекция авторов, которым было позволено выступать на антирелигиозные темы. Прежние «либерально-ориентированные» исследователи, типа В.Д. Бонч-Бруевича, уступили место «красным профессорам» и функционерам, так или иначе связанным с чекистскими органами или Союзом безбожников. Разумеется, ни о какой самостоятельности убеждений, ни о какой научно-добросовестной разработке темы в подобного рода условиях и речи идти не могло.
Понятное стремление не популяризировать своих идейно-политических противников в момент активизации их деятельности в условиях нэпа (что приводило, правда, к ошибочной тенденции преуменьшать степень влияния тех или иных вероисповедных объединений среди населения) сменилось к концу 1920-х гг. (по отношению к сектантским формированиям, в первую очередь) прямо противоположной тенденцией явного, искусственного завышения (вероятно, с целью создания обстановки антирелигиозной истерии) численности и наступательных возможностей конфессиональных структур.
После начала массовой коллективизации обличение «антисоветской» деятельности сектантов, к которым ошибочно причисляли как некоторые чисто православные группы, течения и движения [скажем, «истинно-православных христиан» (ИПХ), «Истинно -Православную Церковь» (ИПЦ)], так и ряд экзотических старообрядческих согласий и толков («немоляков», «нетовцев», «бегунов-скрытников» и др.), стало одним из основных мотивов антирелигиозной литературы. Значение приводившихся в изданиях конца 1920-х — первой половины 1930-х гг. многочисленных фактов, относившихся к исто-