Общественные настроения в Советской России 1917-1929 гг.

• Автор: Лившин, Александр Яковлевич
• Шифр специальности: 07.00.02
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 500 с.

ГЛАВА 1. ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ И ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
1.1. Источниковедческие аспекты исследования
1.2. Историографические аспекты исследования
ГЛАВА 2. ОБРАЗ ВЛАСТИ В ОБЩЕСТВЕННЫХ НАСТРОЕНИЯХ
1917- 1929 гг
2.1. Легитимность и преемственность власти
2.2. Центральная и высшая власть в общественных настроениях
2.3. Местная власть в настроениях жителей страны
2.4. Образ жизни и нравы власти в глазах общества
ГЛАВА 3. СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИДЕАЛ
3.1. Освобожденное общество и свободный человек
3.2. Справедливое общество в массовых настроениях
ГЛАВА 4. ГРАЖДАНСКОЕ И КОНСТИТУЦИОННОЕ СОЗНАНИЕ В 1917- 1929 гг
4.1. Проявления гражданского и конституционного сознания в 1917
1920 гг
4.2. Гражданское и конституционное сознание в 1921 - 1929
ГЛАВА 5. РЫНОК И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ
5.1. «Рыночное сознание» в 1917 - 1920 гг
5.2. Парадоксы «рыночного сознания» в 1921 - 1929 гг
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Актуальность исследования. Исследование посвящено одной из чрезвычайно важных, но одновременно и слабоизученных проблем отечественной истории. Лишь сравнительно недавно проблемы динамики настроений российского народа в условиях масштабных трансформационных изменений переместились в центр общественного интереса и внимания ученых. Чем дальше продвигается современное российское общество по пути реформ, тем более очевидными становятся взаимовлияние и взаимообусловленность процессов глубоких системных преобразований и колебаний массовых настроений. Причем весьма актуальным становится именно поиск закономерностей и исторически обусловленных форм соотношения между социальными сдвигами и господствующими в обществе настроениями.
В 1917 г. Россия вступила в новую эпоху, а пришедшие к власти лидеры большевиков, опираясь на господствующие общественные настроения, приступили к радикальному слому старых государственности и экономической системы. Однако настроения - компонент общественного сознания, обладающий известной долей изменчивости и пластичности; они способны колебаться в широком диапазоне поддержки и отторжения преобразовательных усилий власти. По мере нарастания сложностей и проблем, связанных с созданием нового строя, ширились протестные мнения, глубже ощущались социокультурные, в том числе ментальные, ограничения для радикальной трансформации России в духе большевизма.
На ряде отрезков своего исторического бытия новая власть более успешно и гибко реагировала на эти обстоятельства, на других же - гораздо менее. Период 1917 - 1929 гг. является примером чередования ряда моделей взаимоотношений власти и общества, когда в политике реализовывалась как опора на доминантные общественные настроения, так и деятельность вопреки им. Когда диалог государства и народа исходил из учета особенностей массового сознания, он был более успешен и способствовал активной

легитимации власти. В свою очередь, пренебрежение ментальными и настроенческими особенностями населения нередко приводило к тяжелым последствиям для общества и для государства. Причем следует отметить, что учитывать мнения и настроения народа — не означает слепо следовать в практической политике в их русле. Если бы это было так, то России было бы суждено вечно пребывать в патриархальном и полупатриархальном состоянии, а возможность прогресса была бы весьма ограниченной. Опираться на менталитет общества и использовать при проведении реформ господствующие в нем настроения означает гибкость и адаптивность государственного курса к меняющимся условиям, умение не упускать из виду стратегические цели и при этом применять наиболее эффективную тактику, использовать в преобразовательной деятельности «сильные» стороны массового менталитета и сглаживать влияние «слабых». С этой точки зрения опыт революционной и послереволюционной Советской России представляется чрезвычайно важным для современного общества.
Массовое сознание переходного общества — уникальный объект изучения; оно является отражением противоречивой и многослойной социальной практики. Отвержение отживших устоев и нежелание жить по-старому парадоксально сочетаются с растущим разочарованием в самих переменах, а провозглашавшиеся на начальном этапе трансформации идеалы оцениваются либо как недостижимые для большинства общества, либо как ложные. Всплески гражданской активности и интереса к политике сменяются апатией и наоборот. Очень сложным и неустойчивым становится соотношение рациональных и иррациональных элементов в массовом сознании, возрастает роль мифа как основания формирующихся настроений. Миф одновременно является как исторически и культурно обусловленной разновидностью массового сознания, так и универсальным способом человеческого мирочувствования; он позволяет освоить огромный опыт иррациональности, накопленный обществом. Все эти особенности формирования массовых настроений были характерны для 1917-1929 гг., но и в настоящее время они

мира. Конкретно-языковая и национально-культурная вариантность, заложенные в любой письменный текст, должны учитываться исследователем, но при этом не заслонять объективного воздействия исторического и социального контекста. В целом, оба аспекта: национально-культурное своеобразие дискурса и специфика личностного, авторского отражения реального мира формируют социально-психологический портрет пишущего. И он далек от того, чтобы быть ограниченным лишь типологией неустойчивой (разрушенной) психики. Ведь не секрет, что в государственные органы и советским «вождям» активно писали люди психически неуравновешенные и явно нездоровые. Однако следует подчеркнуть, что их письма не искажают общей объективной картины массовых настроений, а лишь дополняют ее. В побудительных мотивах, методах и способах апелляции во власть, дискурсивных стратегиях авторов писем столь же много рациональности, как и иррациональности; как трезвого расчета, так и слабой мотивированости и неадекватности; реального и фантасмагорического отражения мира. В текстах революционной эпохи этот ментальный «коктейль» особенно ощутим. К методам анализа писем 1917-1929 гг. вполне применима следующая формула А.Я. Гуревича: «Историк должен стремиться к тому, чтобы обнаружить те мыслительные процедуры, способы мировосприятия, привычки сознания, которые были присущи людям данной эпохи и о которых сами эти люди могли и не давать себе ясного отчета, применяя их как бы автоматически, не рассуждая о них, а потому и не подвергая их критике. При таком подходе удалось бы пробиться к более глубокому пласту сознания, теснейшим образом связанному с социальным поведением людей, подслушать то, о чем эти люди самое большее могли только проговориться независимо от своей воли»48.
Как представляется, то, что некоторые исследователи писем «маленького человека» принимают за реальную речевую патологию (характеризуемую как систематическое и глобальное нарушение ввиду психического заболевания или иных «катастрофических» причин языковых норм, предопределяющее невозможность общения корреспондента и адресата), на самом деле является