Поэтика повествования русской прозы XX века, 1917 - 1985

• Автор: Галимова, Елена Шамильевна
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Архангельск
• Количество страниц: 362 с.

Введение
Необходимость изучения художественной литературы в неразрывном единстве теоретического и исторического подходов осознана отечественными учеными достаточно давно. Не случайно авторы трех книг «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении», изданных в нашей стране еще в 1960-е годы (1962, 1964, 1965),
подчеркивали, что главная цель их работ состоит в том, чтобы положить начало историческому освещению проблем теории литературы. Но и сегодня актуальной проблемой теории литературы как отрасли литературоведения остается проблема активного творческого взаимодействия с наукой, изучающей историю литературы, разработка новых, интегрированных, подходов к изучению художественной словесности. Одним из таких подходов может стать, на наш взгляд, анализ повествовательных структур произведений, исследование специфики дискурсов повествовательных текстов как путь выявления закономерностей развития литературы той или иной эпохи.
Осмысление русской литературы XX века во всей ее полноте и сложности, литературного процесса эпохи во всем его своеобразии - во многом задача будущего, но в то же время и насущная потребность дня сегодняшнего. Написать историю литературы уходящего столетия - дело в любом случае непростое, а для исследователей отечественной словесности осложненное еще и тем, что лишь в последние десятилетия появилась возможность по-настоящему познакомиться с творчеством многих больших писателей, осмыслить их место в русской литературе XX столетия, их вклад в развитие литературного процесса эпохи. Ни в какой другой стране ни в какое другое столетие литература и наука о ней не оказывались в столь

сложных условиях. То, нто происходило с середины восьмидесятых годов с устоявшимися представлениями о русской литературе советского периода, можно сравнить с землетрясением, в результате которого общий литературный ландшафт изменился самым принципиальным образом. В сложившихся обстоятельствах создание работ обобщающего характера оказывается и наиболее сложной, и наиболее увлекательной задачей.
Цель настоящей работы - показать процессы, происходившие в русской прозе с первых пореволюционных лет до середины 1980-х годов, избрав в качестве главного предмета изучения движение повествовательных форм, способов повествования. Выбор такого подхода объясняется рядом причин. Анализ стилевых процессов как путь выявления общих закономерностей развития литературы эпохи в последнее время все чаще предпринимается исследователями, убедительно демонстрируя свою плодотворность ( 28, 29, 31, 43, 101, 116, 195, 219, 235, 271, 273). Как отмечает автор одной из таких работ Н.В.Драгомирецкая, «в науке созрела потребность писать историю литературы не как ряд присоединяющихся друг к другу по хронологии литературных направлений, а как историческое движение содержательной формы литературы» (101, С.12). Масштабность предмета исследования -русская проза XX века - диктует необходимость поиска таких подходов, которые позволили бы выявить принципиально важные, характерологические черты литературы эпохи. Д.В.Затонский, стремясь осмыслить закономерности развития мировой литературы XX столетия, приходит к выводу о том, что «единым взглядом весь процесс не охватишь», и считает необходимым «найти некий специальный ракурс, однако из тех, ' которые обеспечивают максимальную широту обзора» (116, С. 69). На наш

взгляд, одним из таких ракурсов может быть форма повествования, которая «выступает одним из наиболее действенных способов выражения авторского сознания» (235, С. 9). Анализ движения прозы как эволюции

повествовательных форм дает возможность заглянуть вглубь собственно

стилевых процессов и в то же время выйти к осмыслению
мировоззренческих аспектов литературы. Какие способы повествования I выходят на первый план в тот или иной период нашего столетия? Как это соотносится с изменением представлений о целях и возможностях
литературы, с преимущественным развитием тех или иных жанров, с проблематикой произведений? Наконец, связана ли такая, казалось бы формальная, структура, как способ повествования, с процессами,
происходящими в общественной жизни? Этот круг вопросов оказывается в центре внимания в настоящей работе и определяет ее задачи.
В отечественном литературоведении последних десятилетий большее внимание исследователей привлекал не характер повествования, а образ I автора. Без сомнения, это направление изучения литературы очень
перспективно, что убедительно демонстрируется работами Н.Бонецкой,
Н.Драгомирецкой, Б.Кормана, А.Чудакова, С.Бочарова, Л.Гинзбург, развивающими традиции В.Виноградова и М.Бахтина. Однако, на наш взгляд, образ автора в гораздо большей степени, чем способ повествования, является субстанцией индивидуальной, неповторимой (хотя, по мнению Л.Гинзбург, он имеет и исторически обусловленные черты). Кроме того, нужно учитывать, что образ автора «прежде всего проявляется в способе повествования» (141, С. 3). Поэтому для нашей цели - рассмотреть историю русской прозы уходящего века как «движение содержательной формы» -выбор в качестве ракурса именно повествовательных приемов представляется наиболее плодотворным.
Д.Затонский, исследуя особенности прозы нашего столетия, отмечает, что «в XX веке как-то вдруг стало очень важным, кто и как рассказывает ту историю, что заполняет собой роман или повесть» (116, С.76). Но действительно ли важность выбора способа повествования для адекватного воплощения авторского замысла была осознана «как-то вдруг» и только в XX веке? Думается, что с момента возникновения художественной прозы

и относительную (сравнительно с другими дневниковыми и мемуарными книгами этого времени) стилистическую однородность произведения. В то же время эта однозначность позиции играет роль своего рода «шор», мешает непредвзятой фиксации событий, отражает определенную ограниченность взгляда.
Выдержанность ровного монологического повествования, опирающегося на ясность идеологической позиции рассказчика, кажется не вполне адекватной динамическому катастрофизму сложнейшей эпохи. Но Шульгину удается избежать абсолютной одномерности повествования, так как неровным оказывается интонационный рисунок самой авторской речи, изобилующей вопросительными и восклицательными конструкциями («Но что из этого вышло? Боже мой!»; «Что дальше?»; «Что же делать?»; «Это что же значит?»; «Неужели это было?»; «Расстрелять, расстрелять!.. -сумасшедшие люди!..»; «Помилуй, помилуй, помилуй, Господи!»). Риторические фигуры, отражающие взволнованность повествователя, чередование четких формулировок и фраз, выражающих неуверенность, сомнение, оборванные, незаконченные предложения («И это тем более, что...») - все это создает пульсацию напряженного размышления, атмосферу зыбкости, непрочности и авторских убеждений, и самого мира. Многомерности изображения Шульгин добивается не в последнюю очередь тем, что, подобно авторам дневников революционной поры, активно включает в текст отдельные реплики, диалоги, полилоги, состоящие из «чужих» голосов, причем эти голоса принадлежат не только единомышленникам автора, но и мародерствующим солдатам, и сельскому батюшке, и крестьянам, и румынским солдатам, и молодой украинке, и красноармейскому патрулю. То есть и Шульгин, подобно Бунину, Короленко, Ремизову, не считает возможным сделать дискурс автора-повествователя единственным, господствующим в тексте. Сама суть