Художественный мир Б. Пильняка 1920-х годов : "Иван Москва" и "Красное дерево"

• Автор: Федорова, Татьяна Николаевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Ульяновск
• Количество страниц: 321 с.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Введение
Г лава 1. Взаимодействие мифопоэтической и условно-бытовой тенденций в художественном мире Б.Пильняка
1.1. Стилевое своеобразие прозы Б.Пильняка как проблема
1.2. Формы бытования и логика развития мифопоэтической и условнобытовой тенденций в творчестве Б.Пильняка 1915-1920-х гг
Глава 2. Повесть "Иван Москва" в контексте мифопоэтического мышления Б.Пильняка
2.1. Композиционное своеобразие повести Б.Пильняка "Иван Москва"
1. "Вступительная глава" и ее роль в композиции повести
2. Организация лейтмотивной структуры повести
2.2. Тип героя и пути его художественного изображения
Глава 3. Картина мира и пути ее воссоздания в повести Б.Пильняка "Красное дерево"
3.1. Композиционная структура повести
3.2. Концепция художественного времени
3.3. Образ юродивого: диалог с традицией
Заключение
Примечания
Список использованных источников и литературы

Введение.
Имя Б.А. Пильняка (Вогау) (1894 - 1937 гг.) - одно из самых ярких писательских имен 20-х годов. Творческая судьба этого художника складывалась из периодов пристального внимания к его произведениям и полного забвения их.
В процессе развития научно-критической мысли о Б.Пильняке можно выделить несколько этапов.
Первый - это 20 - 30-е гг. Этап, совпавший с послереволюционным периодом писательской деятельности художника и связанный с именами А.Воронского, Вяч. Полонского, Д.Горбова, В.Шкловского, В.Переверзева, Д.Фурманова, Н.Берковского и многих других . Логика суждений и оценок на этом этапе определяется наличием двух типов отношения к искусству: как к придатку идеологии (Пролеткульт, РАПП, ЛЕФ и др.) и как к особому специфическому способу познания жизни ("Перевал", "Серапионовы братья", "ОПОЯЗ")
Огромный вклад в осмысление художественной практики Б.Пильняка внесен профессиональными критиками журнала "Красная новь" (орган "Перевала"). У них была своя, относительно целостная эстетическая система, базирующаяся на общности постулатов, связанных с пониманием проблемы мировоззрения и творчества2, на специфическом восприятии мира, в центре

которого находится "полноценный и полнокровный человек, владеющий всем арсеналом чувств."3 Такое восприятие мира было характерно и для Пильняка, что соответственно приближало его к эстетическим позициям перевальцев.
А.Воронский (1923) с присущей ему литературоведческой зоркостью, точно и метко охарактеризовал ведущие свойства эстетической и писательской манеры Пильняка. Одно из них, давно сложившееся и всеоопределяющее, исследователь сформулировал следующим образом: "Пильняк - писатель "физиологический"... тянется к природе, как к праматери, к первообразу звериной правды жизни. И природа у него звериная, буйная, жестокая...древняя, исконная...".4 Тяготение к природной, первобытной жизни, с точки зрения Воронского, - "исходная точка, ключ к его художественной деятельности". Разочарование в ценностях современной буржуазной культуры, сознание ее тупика, чувство дисгармонии и тоски по выпрямленной, "правильной жизни", усталость от "психологических утонченностей и усложненностей", русская революция, вскрывшая недра стихийных сил, " война и революция, показавшие современному интеллигентному человеку значение вещи как таковой и ценность жизни в ее простоте, грубости, примитивности" - таковы причины, объясняющие стремление художника к созерцанию "целой жизни", к первобытному, упрощенному. "Физиологичность" - основа пильняковского понимания мира: жизнь художник воспринимает через призму сталкивающихся в ней
человеческих несчастий в течении самой жизни, и быт - виновник этой трагедии. Особенно это свойственно таким рассказам, как "Вещи", "Наследники", "При дверях", "Лесная дача". Но быт в понимании Пильняка творится людьми. Поэтому подлинная трагедия кроется не только в невозможности что-либо изменить, но и в нежелании что-либо менять. Быт в этих рассказах тщательно воссоздается по своему прежнему облику. Большинство их персонажей обращены в прошлое, в его быт, в его былую атмосферу, и осколки этого быта становятся для этих людей тем, что позволяет им еще как-то держаться на плаву.
Правда, кроме быта "из прошлого" в произведениях Б.Пильняка периода первой половины 20-х гг. буквально на глазах творится, складывается "новый" быт - быт, подчиненный идее, оправданный ею. Как же тогда можно воспринимать фрагменты ужасающей действительности, нашедшей свое отражение на страницах "Голого года", "Третьей столицы", "Повести о черном хлебе"?! В этом смысле весьма показательна фраза из романа "Голый год", посвященная большевикам: "А как ты думаешь, товарищ Макаров, жизень людскую бытие определяет или идея? Ведь так подумаешь, в идее-то бытие?" (150). Это у них, у "кожаных курток", большевиков, вперед смотрящих, существует идея, поддерживающая их, помогающая спокойно и мужественно переносить неурядицы "тесной" жизни: "Вшивая, голодная, мешочная, в лохмотьях, разутая и раздетая, одурманенная самогоном, вываленная в грязи, вороватая, нечесаная, дошедшая до людоедства новая