Нострадамус и его "Центурии" в историческом контексте

• Автор: Сапелкин, Андрей Александрович
• Шифр специальности: 07.00.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Владивосток
• Количество страниц: 200 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. НОСТРАДАМУС, ЕГО ЖИЗНЬ, ЕГО ВРЕМЯ
§ 1. Эпоха Ренессанса во Франции и место Нострадамуса
в ней
§ 2. Жизненный путь Нострадамуса
§ 3. Стихотворные пророчества Нострадамуса, их стиль
и поэтика
§ 4. Влияния, испытанные Нострадамусом в пророческой
деятельности
§ 5. Нострадамус и окружавший его мир
ГЛАВА 11. ПРОРОЧЕСТВА НОСТРАДАМУСА, ИХ ОСНОВА
И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
§ 1. Исторический пласт в пророчествах Нострадамуса
§ 2. Современный пласт в пророчествах Нострадамуса
§ 3. Гипотетический пласт в пророчествах Нострадамуса
§ 4. Апокалиптический пласт в пророчествах Нострадамуса
§ 5. Мифический пласт в пророчествах Нострадамуса
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
СПИСОК РАБОТ ДИССЕРТАНТА

ВВЕДЕНИЕ
Человека всегда отличал повышенный интерес к будущему - как своему собственному, так и к будущему того социума, членом которого на том или ином этапе истории он состоял. Подобный интерес к будущему вполне объясним и понятен. Легких времен в истории человечества никогда не было. Окружающий мир всегда представлялся крайне несовершенным,' а бытие - слишком хрупким. Не то что личное благополучие - сама жизнь всегда зависела от цепи непредсказуемых случайностей. Предугадать и предупредить эти случайности, уверить себя в том, что на смену существующему порядку вещей, чаще всего тягостному и беспросветному, придет другой, гораздо лучший, - вот главный мотив обращения человека к будущему. В попытках осмыслить грядущее человек ищет духовной опоры, которая не позволила бы ему впасть в отчаяние.
За несколько тысячелетий зафиксированной истории человечества психология человека, его мышление не претерпели никаких изменений. Меняются социально-экономические условия, уровень развития производительных сил ит. п., но душа и сознание человека всё те же, что и на заре цивилизации. Столь же неизменными остаются проблемы, которые его мучают, и вопросы, которыми он задается на протяжении всего жизненного пути. Постоянная неудовлетворенность человека настоящим, его вечное внутреннее беспокойство и неосознанное стремление к чему-то более совершенному вдохновляют одних на совершение открытий и создание произведений искусств, а других толкает в полымя кровавых стычек, конфликтов, войн, революций... Эти две традиции человеческой истории - созидательная и разрушительная - существуют параллельно друг другу и являются двумя движителями цивилизаиии, так что надежды на то, что какая-либо из них когда-нибудь прекратится, являются чистой утопией.
Отсюда можно сделать вывод, что события, подобные тем, что имели место в прошлом, будут происходить неопределенно долго и в будущем.

Осознание того, что линия человеческой истории представляет собой не параболу, а спираль, явилось первым шагом к появлению особой научной дисциплины - футурологии, которая ставит целью предвидение дальнейшего развития человечества и отдельных сфер жизни общества.
Такое осознание, однако, пришло не сразу. На протяжении тысячелетий извечную тягу человека к познанию будущего удовлетворяли всевозможные институты профессиональных предсказателей. В древности это были служители культа того или иного божества, которые рассматривали человека как игрушку в руках богов, целиком зависящую от их прихоти и настроения. Разгадать намерение божества и предупредить о нем человека - вот в чем состояла задача вещих сивилл, пифий, оракулов, магов, волхвов, шаманов и им подобных. Это им человечество обязано понятием рока, "который тяготеет надо всеми и кажется случайной необходимостью в мире, о законообразности которого в связи с идеей судьбы не думают" (2?. С. 243).
Средневековые астрологи, обобщив опыт предшественников, дали систему мира, подчеркивающую необходимость всего происходящего. Хотя идея мирового порядка была поставлена ими в зависимость от влияния звезд, в астрологии, ставшей "самым твердым и верным убежищем позитивной научной мысли средних веков", предстает перед нами "система слаженного, законообразного мира, идея ненарушимого миропорядка"
(27. С. 244).
В том, что в XX веке, веке НТР и полетов в космос, спрос на предска-зательскую продукцию оказался столь же прочным и устойчивым, как и в прошлом, нет ничего удивительного. На исходе второго тысячелетия от Рождества Христова жизнь человека не сделалась более легкой и безопасной. Тяжелое политическое наследие уходящего века, отмеченного двумя мировыми войнами, установлением тоталитарных диктатур, бесконечными конфликтами различного рода и идеологическим противостоянием, подорвало веру в прогресс, лежавший в основе европейской

Франции, пробудил к жизни творческую мысль ее народа, который не имел у себя той восходящей к античнооти гуманистической традиции, которой обладали обитатели Апеннинского полуострова.
В силу вышеизложенного французский Ренессанс, будучи производным Ренессанса итальянского, носил вторичный характер, и его идейное и творческое наследие, полученное "из вторых рук", оказалось куда менее оригинальным и жизнеспособным. Это видно хотя бы по тому, что в области культуры Франция не выдвинула в тот период деятелей, по размаху мысли и творчества равных таким титанам итальянского Возрождения, как Данте, Леонардо да Винчи, Микелеанджело или Джордано Бруно. Рядом с именами таких великих живописцев, как Боттичелли, Тициан и Рафаэль, затерялись пусть и одаренные, но более мелкие по тематике и масштабу творчества художники, как Франсуа Клуэ, Жан Декур или Жоффруа Дюмустье. Прямым подражанием "Декамерону" Боккаччо остался в истории литературы "Гептамерон" Маргариты Наваррской - произведение, хотя и не лишенное значимости, но в силу своей "вторичности", как по форме, так и по содержанию, навсегда занявшее место среди произведений "второго ряда". А дошедшие до наших дней мощным звучанием чеканных строк творения Петрарки и Ариосто заглушили бряцание лиры Клемана Моро и Пьера де Ронсара - поэтов, высоко чтимых историками литературы, но почти неизвестных современному читателю. Более самобытным художником оказался Франсуа Рабле, имевший по другую сторону Альп духовного побратима в лице озорного венецианца Аретино, с которым автор "Гаргантюа и Пантагрюэля" едва ли был знаком. В отечественном литературоведении этому произведению дается завышенная, доходящая до восторженности оценка, в то время как на родине самого Рабле отношение к его творчеству отличается большей взвешенностью и сдержанностью (14).
В целом же, духовное и творческое наследие французского Возрождения не перешагнуло рамок своего времени. Имена Маро, Ронсара, Ренье,